Проклятие Ильича

— Историю?

— Шучу. Как здоровье-то, поправляешься на деревенской пище?

— На диету посадили, котлет не дают, — пожаловался Костик.

— И правильно. Ты знаешь, что Пол Маккартни вегетарианец? Вот посидишь на щавеле месяцок и не только рассказы, но и, как он, стихи начнёшь писать с музыкой. Всё, выздоравливай. Сейчас испанцы приедут. Ты там книгу прочёл?

— Прочёл. Это нельзя печатать. Галиматья и не интересно.

— Коммунист написал в застенках…

— Лучше бы повесился.

— Кхм. Ладно, выздоравливай.

Событие пятьдесят пятое

На написание хорошего стихотворения требуется меньше времени, чем на объяснение, почему вы написали его плохо. Закон Ли

Легче написать трактат о правилах написания хорошего стихотворения, чем само стихотворение. Дополнение Г. Владимирцева

Дементьев — это ведь настоящая живая легенда. Сколько отличных песен написал. И выбрал время, чтобы с пацаном поговорить. И огорошил сразу:

— Я про законы Мерфи слышал. Про бутерброд. Оттуда дровишки?

Встал из-за заваленного бумагами стола и сначала обнялся с Вольфом Николаевичем Седых, а потом и двумя руками потряс руку Костику.

— Да, мысль как раз с бутерброда.

— И чёрт с ним. Тут же про другое у тебя и, в отличие от пессимиста этого американского, весело. А приписка — так просто замечательная. Уверен, письмами тебя завалят.

— Меня? — Левин себя слабо представлял, мешки с письмами разгребающим.

— Тебя. Будешь развивать тему.

— Андрей… — блин, даже не знает как отчество у апологета.

— Дмитриевич, — подсказал Седых. — Плохо ещё мы воспитываем нашу молодёжь, понимаешь, — голосом Этуша продолжил он, покачивая головой.

Посмеялись аксакалы.

— Андрей Дмитриевич, что значит «развивать тему»? — Костик бы стушевался, но Левину годков было побольше, чем корифеям.

— Во-первых, естественно, отвечать на письма читателей, раз сам копнул, а во-вторых, нужно придумать схожие законы на другие темы. Ну, например…

— А не замахнуться ли нам на… разгильдяйство на производстве. Очень, знаете ли, в тему было бы с решением партии, — предложил Седых.

Корифеи помолчали, попереглядывались, посмотрели оценивающе на новатора.

— Волеслав Николаевич, он же ни одного рабочего вживую не видел, чего уж говорить о таких глыбах, как прораб или мастер, — с сомнением огласил результаты осмотра Костика главный редактор журнала «Юность».

Как-то хитро так огласил. Да это он заманивает, аспид, понял Левин. Ну и чего?! Сами захотели. Придётся клюнуть.

— Это я-то не така, два бидона молока, сзади два окорока… Через неделю будут новые законы от Кости Квасина.

— А я говорил, что азартен. Весь в отца, — похлопал Костика по плечу Седых и подмигнул Дементьеву.

Ну точно — сговорились саксаулы.

— А мы проверим, — Дементьев сам дошёл до двери к секретарю и позвал: — Лидия Фёдоровна, сейчас юноша со взором… Да, со взором, но бледный, заявление напишет. Возьмём его штатным корреспондентом. Должен же человек на что-то жить, мешки таская.

А так можно? Левин даже рот открыл, чтобы отказаться. Работает дояром на полную ставку, на полную ставку корректором в «Прогрессе», ещё и Рыжов обещает учителем устроить в школу в Гольево, а теперь ещё и корреспондентом в «Юность». Как на это посмотрит… Чёрт его знает, кто этим занимается, в смысле контролирует? ОБХСС? Прокуратура? И вообще — есть ли ограничения на количество работ? Можно одновременно из четырёх мест в СССР зарплату получать? Нужно проконсультироваться. Где? Напрашивается очевидный ответ — в «Прогрессе» должно быть несколько юристов очень высокого класса, даже самого высокого в СССР. Им приходится иметь дело с иностранными писателями, то есть должны и иностранные законодательства знать. Вот только, если нельзя работать в СССР на четырёх работах сразу, то этот юрист и доложит, поняв, чего из-под него мажору надо. И хорошо, если доложит Седых, а если прямо в ОБХСС или другое ведомство, этим занимающееся, писульку отправит?

И не стал Владимир Ильич говорить Дементьеву и Седых ничего. Не посадят же в тюрьму, даже если и вскроется, и даже если это преступление. Молчат же оба сейчас, значит, одновременно корректором и корреспондентом работать можно. А дояр? Ну, там будет другая трудовая книжка. Кто вообще сможет корреспондента из «Юности» и дояра совместить? А учителем? Нужно просто не учителем, а руководителем кружка или секции по изучению языков уговорить обозвать его товарища Рыжова.

— Сфотографируйся и приноси Лидии Фёдоровне на днях фотографии. Получишь настоящее удостоверение, с которым можно будет и по предприятиям ходить, чтобы рабочих с прорабами узнать. Через неделю от тебя новых законов Кости Квасина не нужно. Нужно ровно через месяц. К следующему номеру журнала. Волеслав Николаевич, спасибо вам за знакомство. Ценный кадр, если не зазнается. До свидания. Сейчас должен Вознесенский подойти.

Уже. Они начали выходить из кабинета, и в приёмной столкнулись с ещё одним поэтом и Андреем. Андреем Вознесенским. С Вольфом Николаевичем и этот стал обниматься. Не простой всё же человек дядя Волеслав. И с Костиком поэт поздоровался, теперь руку мыть нельзя.

Событие пятьдесят шестое

Где нет закона, нет и преступления. Апостол Павел — Послание к римлянам, 4, 15.

— Лошадью ходи, век воли не видать!

Все кино видели. Все юмористы.

Синекуры у товарища Левина не получилось. Этот Николай Петрович, этот нехороший человек, в смысле председатель колхоза «Завет Ильича» сбросил на Костика огромную батарею. С первого сентября заставил в школе вести кружки немецкого и английского языка. Не бесплатно, за деньги. Смешные, конечно. Целых тридцать пять рублей. С другой стороны, кормят бесплатно и за проживание в гостинице денег не берут, только за междугородние переговоры. Между прочим, чуть не тридцать рублей в месяц и выходит. Хрен от Дементьева с Седых двумя словами отделаешься.

И не все кружки в школе. Как-то Левин в столовую зашёл, а там Рыжов играет в шахматы с председателем сельсовета, Владимир Ильич сдуру — молодой, горячий — и подсказал рыжему Рыжову. Тот Илью Иваныча отодвинул от стола и Костика посадил напротив. Легко, под ноль раскатал Николая Петровича, с красивой вилкою. Учился всё же в детстве.

— Завтра начинаешь вести кружок шахмат в школе.

— Да я…

— Да ты лучший в Гольево. И не спорь. Тридцать рублей. Три раза в неделю по два часа. Если кто займёт место в районных соревнованиях, подниму разряд дояра. До четвёртого.