Промышленный НЭП

Ровно в шестнадцать часов дверь кабинета открылась, и на пороге появился Поскребышев:

— Товарищи, проходите. Товарищ Сталин ожидает.

Просторный кабинет генерального секретаря выглядел так же, как при моем последнем визите. Тот же массивный стол для заседаний, тот же рабочий стол Сталина у дальней стены, те же карты на стенах.

Только атмосфера ощущалась иной. Более напряженной, словно воздух звенел от невысказанных противоречий.

Сталин встретил нас стоя. Одетый в простой полувоенный китель без знаков различия, с неизменной трубкой в руке, он казался спокойным и сосредоточенным.

— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал он собравшихся с легким грузинским акцентом. — Рассаживайтесь. У нас сегодня важный разговор.

Все заняли свои места за длинным столом. Я оказался почти напротив Сталина, между Орджоникидзе и Куйбышевым. Молотов и Каганович сидели по другую сторону стола.

— Итак, товарищ Краснов, — начал Сталин, раскуривая трубку, — три месяца назад мы дали согласие на проведение вашего экономического эксперимента. Что же получилось?

— Товарищ Сталин, эксперимент показал высокую эффективность предложенной модели, — я начал четко и по делу, как любил Сталин. — На двенадцати предприятиях Урало-Сибирского региона внедрена система, сочетающая централизованное планирование с хозрасчетом и материальным стимулированием. За три месяца достигнуты следующие результаты…

Я изложил основные цифры, не вдаваясь в технические детали, но подчеркивая наиболее впечатляющие достижения.

— Особо отмечу влияние эксперимента на предприятия оборонного значения, — продолжил я, зная приоритеты Сталина. — Путиловский завод увеличил выпуск артиллерийских систем на сорок два процента без дополнительных капиталовложений. Горьковский автозавод освоил производство специальных грузовиков повышенной проходимости для нужд РККА, превысив первоначальный план на тридцать шесть процентов.

Сталин внимательно слушал, не перебивая. Его желтоватые глаза изредка останавливались на документах, которые я передавал для ознакомления, но чаще наблюдали за моим лицом, словно пытаясь прочесть нечто большее, чем произносимые слова.

— Важно подчеркнуть, — продолжал я, — что все эти результаты достигнуты без дополнительных затрат со стороны государства. Более того, предприятия смогли увеличить отчисления в бюджет на двадцать три процента по сравнению с плановыми заданиями.

Каганович, не выдержав, подал голос:

— А какой ценой достигнуты эти результаты, товарищ Краснов? Не происходит ли размывание социалистических принципов управления экономикой?

— Напротив, товарищ Каганович, — твердо возразил я. — «Промышленный НЭП» усиливает социалистические принципы, делая их более эффективными. Мы не отказываемся от государственной собственности на средства производства, не отменяем централизованное планирование. Мы лишь добавляем экономические стимулы, чтобы повысить заинтересованность рабочих и инженеров в результатах труда.

— Но ваша система материального стимулирования создает неравенство среди рабочих, — не унимался Каганович. — Одни получают премии, другие нет. Это порождает индивидуализм, мелкобуржуазные настроения.

— Товарищ Каганович, — вмешался Орджоникидзе, — у нас и так существует дифференциация в оплате труда. Квалифицированный рабочий получает больше, чем неквалифицированный. Инженер больше, чем рабочий. Это никак не противоречит социализму. Принцип «от каждого по способностям, каждому по труду» предполагает разное вознаграждение за разный труд.

Молотов, до сих пор молчавший, поправил пенсне:

— Меня беспокоит другой аспект. Система прямых договоров между предприятиями может подорвать единый народнохозяйственный план. Каждый директор начнет исходить из интересов своего завода, а не общегосударственных задач.

— Потому мы и сохраняем двухуровневую систему планирования, товарищ Молотов, — ответил я. — Обязательные плановые задания остаются незыблемыми. Никаких компромиссов, никаких отклонений. Прямые договоры возможны только для сверхплановой продукции или в рамках выполнения обязательных заданий, если это повышает эффективность.

Сталин, внимательно слушавший дискуссию, наконец прервал молчание:

— Интересный подход, товарищ Краснов. Но скажите, как ваша модель соотносится с колхозным строительством? Не подрывает ли она основы коллективизации?

Вопрос был неожиданным и острым. Сталин нащупал самое уязвимое место эксперимента. Успешность «промышленного НЭПа» действительно ставила под сомнение методы проведения коллективизации, на которых настаивал генеральный секретарь.

— Товарищ Сталин, — осторожно начал я, — наш эксперимент в настоящее время охватывает только промышленные предприятия. Мы не затрагиваем сельское хозяйство. Однако принципы материального стимулирования и хозрасчета могли бы быть полезны и в колхозном строительстве. Не для отмены коллективизации, а для повышения ее эффективности.

Сталин задумчиво пыхнул трубкой:

— Продолжайте.

— Представьте колхоз, работающий на хозрасчете, — развил я мысль. — Обязательные поставки государству сохраняются, но сверх плана колхоз может продавать продукцию по договорным ценам. Часть дополнительной прибыли идет на премирование колхозников, часть на развитие хозяйства. Это создает стимул для повышения производительности, для внедрения новых методов агротехники.

Каганович резко возразил:

— Это прямой путь к возрождению кулачества! Зажиточные колхозы начнут эксплуатировать бедные, кулацкие элементы поднимут голову…

— Не согласен, товарищ Каганович, — спокойно ответил я. — При сохранении коллективной собственности на землю и основные средства производства эксплуатация невозможна. А дифференциация доходов колхозов будет зависеть не от исходного имущественного положения, а от качества работы, от трудового вклада.

Сталин внезапно поднял руку, останавливая дискуссию:

— Достаточно теоретизирований. Вернемся к практическим результатам промышленного эксперимента. Товарищ Краснов, вы предлагаете расширить его на большее количество предприятий?

— Да, товарищ Сталин, — подтвердил я. — Наркомат тяжелой промышленности предлагает включить в эксперимент еще двадцать пять предприятий. Это позволит проверить эффективность модели в различных отраслях и регионах.

— А потом? — прищурился Сталин. — Каков конечный план? Распространить эту систему на всю промышленность?

Вопрос был прямым и требовал четкого ответа. Я понимал, что от моих слов зависит судьба эксперимента.

— Конечная цель создать более эффективную модель социалистической экономики, товарищ Сталин, — ответил я. — Если эксперимент продолжит демонстрировать положительные результаты, его элементы могут быть постепенно внедрены в различных секторах народного хозяйства. Но решение об этом, конечно, будет принимать партийное руководство, исходя из политических и экономических задач.