Промышленный НЭП

— Но главное, товарищи, — подчеркнул я, — это изменение отношения колхозников к труду. Появилась заинтересованность в результатах, инициатива, бережливость.

После доклада посыпались вопросы. Большинство касались технических деталей организации хозрасчета, методики расчета оплаты труда, формирования фондов накопления и потребления.

Но Каганович молчал, сумрачно глядя на меня из-под густых бровей. Лишь когда основная дискуссия завершилась, он поднял руку:

— У меня вопрос принципиального характера, товарищ Краснов. Не считаете ли вы, что ваша система поощрения материальной заинтересованности противоречит основам социалистического строительства в деревне? Не возрождает ли это кулачество в новой форме?

Зал затих. Каганович задал именно тот вопрос, которого многие опасались, но не решались сформулировать.

— Товарищ Каганович, — спокойно ответил я, глядя ему прямо в глаза, — наш эксперимент как раз и направлен на укрепление социалистических основ сельского хозяйства, а не на их подрыв. Посудите сами: земля остается в общественной собственности, основные средства производства — тоже. Распределение производится по труду, а не по капиталу. Никакой эксплуатации человека человеком тут нет и быть не может.

— Но дифференциация доходов… — начал Каганович.

— Да, дифференциация доходов увеличивается, — кивнул я. — Но разве это противоречит ленинскому принципу «от каждого по способностям, каждому по труду»? Тот, кто работает лучше, должен получать больше. Это основа социализма.

Каганович, явно недовольный ответом, продолжил:

— А что насчет использования наемного труда в колхозах? Появление богатых колхозов неизбежно приведет к эксплуатации бедных. Разве это не возрождение классовых противоречий?

— В нашей модели исключена возможность использования наемного труда, — парировал я. — Все работы выполняются членами колхоза или МТС на договорной основе. Никто не может нанять батрака и присваивать продукты его труда.

Наркомзем Яковлев, до сих пор молчавший, вмешался:

— Вопрос действительно принципиальный, товарищи. Но давайте оценивать результаты по практике, а не по теоретическим схемам. Если эксперимент товарища Краснова дает увеличение производства сельхозпродукции, повышение урожайности, улучшение жизни колхозников, разве это плохо? При этом основы советского строя не затрагиваются.

Молотов, сидевший рядом с Кагановичем, нахмурился:

— Лазарь Моисеевич поднимает важный вопрос об идеологических основах нашего строительства. Нельзя механически переносить методы промышленности на сельское хозяйство. Деревня имеет иную классовую структуру, иные традиции.

— Совершенно верно, товарищ Молотов, — согласился я. — Потому мы и не переносим механически, а адаптируем принципы, доказавшие эффективность в промышленности, к специфике сельского хозяйства. Социалистическое соревнование, хозрасчет, материальное стимулирование, все это работает и в промышленности, и в сельском хозяйстве, но с учетом особенностей.

Каганович не сдавался:

— Мы наблюдаем очевидный уклон в сторону индивидуализма, товарищ Краснов. Вы поощряете частнособственнические инстинкты крестьянства, которые мы десятилетиями пытались преодолеть!

— Товарищ Каганович, — я старался говорить спокойно, хотя внутри все кипело, — вы ошибаетесь. Мы не поощряем индивидуализм, а направляем естественное стремление человека к улучшению жизни в русло коллективных интересов. Колхозник знает: чем лучше работает коллектив, тем лучше живет каждый член коллектива. Это и есть подлинный коллективизм, а не уравниловка.

— Вы процитировали Ленина о принципе «от каждого по способностям, каждому по труду», — не отступал Каганович. — Но забыли, что Владимир Ильич также говорил о необходимости преодоления мелкобуржуазной стихии в сельском хозяйстве!

— Не забыл, товарищ Каганович, — возразил я. — Но мелкобуржуазная стихия преодолевается не административными методами, а созданием экономических условий, когда коллективный труд становится выгоднее индивидуального. Что мы и делаем.

Дискуссия продолжалась еще около часа. Каганович и Молотов нападали, я отбивался, приводя конкретные факты и цифры. Наркомзем Яковлев занимал промежуточную позицию, признавая положительные результаты эксперимента, но выражая опасения относительно его идеологической чистоты.

В конце заседания Молотов, как председательствующий, подвел итоги:

— Эксперимент товарища Краснова показывает определенные положительные результаты в повышении производительности труда и увеличении производства сельхозпродукции. Это важно. Однако возникают серьезные вопросы идеологического характера. Мы не можем допустить возрождения кулачества или подрыва основ колхозного строя. Предлагаю создать специальную комиссию для постоянного контроля за ходом эксперимента и оценки его соответствия линии партии. Товарищ Каганович возглавит эту комиссию.

Я понимал, что это означает серьезные проблемы. Каганович сделает все возможное, чтобы дискредитировать эксперимент и доказать его «идеологическую вредность». Но отступать было некуда.

После совещания Яковлев отозвал меня в сторону:

— Осторожнее, Леонид Иванович, — тихо сказал он. — Каганович настроен решительно. Будет искать любые зацепки, чтобы обвинить вас в правом уклоне. Убедитесь, что на экспериментальных участках все безупречно с идеологической точки зрения.

— Спасибо за предупреждение, Яков Аркадьевич, — ответил я. — Но отступать не собираюсь. Результаты говорят сами за себя. Если эксперимент докажет свою эффективность, даже Каганович не сможет его остановить.

— Не будьте так уверены, — покачал головой Яковлев. — В нашей стране идеология часто перевешивает экономику.

В тот же вечер я отправил телеграмму Орджоникидзе, кратко информируя о совещании и создании комиссии Кагановича. В ответ получил лаконичное: «Продолжайте работу. Результаты важнее слов. Ваш С. О.»

На следующий день я вернулся в Рязанскую область. В колхозе «Красный путь» мне предстояло проверить, как идет внедрение хозрасчетных бригад и новой системы оплаты труда.

Председатель Фирсов встретил меня уже не с настороженностью, а с нескрываемым энтузиазмом:

— Извините, Леонид Иванович, что сомневался в вашей системе, — признался он, когда мы обходили поля. — Результаты поразительные. Колхозники работают совсем иначе. Раньше приходилось чуть ли не плеткой гнать на поле, а теперь сами встают до рассвета.

Мы остановились у участка, где работала бригада Семенова. Десять человек методично обрабатывали всходы, ни на минуту не прерывая работу. Вечная невеселость труда, знакомая мне по колхозам центральной России, исчезла. Колхозники переговаривались, иногда смеялись, но главное, работали с видимой заинтересованностью.