Промышленный НЭП
Шрифт:
— А если будут новые диверсии? — озвучил общие опасения Пирогов.
Зубов выпрямился, его худое лицо с глубокими морщинами выражало решимость:
— Не будет. Теперь мы начеку. И весь коллектив тоже. Наш эксперимент слишком важен для будущего советской экономики, чтобы его могли остановить какие-то саботажники!
Когда все разошлись, Зубов задержался у окна, глядя на дымящие трубы комбината. Диверсия показала, что противостояние перешло на новый уровень. От идеологических нападок противники эксперимента перешли к активным действиям.
Значит, боятся. Значит, видят реальную угрозу
Это одновременно тревожило и обнадеживало. Тревожило, потому что следующая диверсия могла привести к человеческим жертвам.
Обнадеживало, потому что подтверждало эффективность «промышленного НЭПа». Люди не борются так яростно с тем, что считают безнадежным.
Старый доходный дом на Большой Лубянке ничем не выделялся среди других построек царской эпохи. Серый фасад с потемневшей лепниной, массивная дверь подъезда, стершиеся от времени ступени. Квартиру на третьем этаже ОГПУ использовало для секретных встреч с информаторами и агентами.
Алексей Владимирович Рогов, оперуполномоченный экономического отдела, сидел у окна, наблюдая за улицей. Тридцатипятилетний мужчина с невыразительным лицом и цепким взглядом серых глаз выглядел как типичный советский служащий средней руки.
Простой костюм, аккуратно подстриженные усы, неприметная внешность. И только длинные нервные пальцы, непрерывно перебирающие папиросную коробку, выдавали внутреннее напряжение.
Часы на стене показывали без пяти семь. Рогов в третий раз проверил содержимое папки, лежавшей на столе. Внутри находились фотографии, документы, справки — материалы на ключевых фигур эксперимента Краснова.
Дверной звонок прозвучал коротко, два раза. Условный сигнал. Рогов бесшумно подошел к двери и открыл ее, пропуская посетителя.
— Проходите, товарищ Шилов, — негромко произнес оперуполномоченный.
Вошедший мужчина выглядел изможденным и нервным. Тощий, с впалыми щеками и глубоко запавшими глазами, он непрерывно оглядывался, словно боялся преследования. Его потертый костюм висел на худых плечах как на вешалке.
— Меня никто не видел, — пробормотал Шилов, присаживаясь к столу.
— Успокойтесь, товарищ. Квартира чистая, слежки нет, — отрезал Рогов, усаживаясь напротив. — Что вы принесли?
Шилов достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и положил его на стол.
— Здесь все, что удалось собрать. Протоколы закрытых совещаний, списки иностранных специалистов, копии договоров, частная переписка Краснова с Вознесенским…
Рогов приоткрыл конверт, бегло просматривая содержимое. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах промелькнуло удовлетворение.
— Очень хорошо, товарищ Шилов. Особенно интересны контакты с иностранцами. Вот здесь, — он указал на один из документов, — упоминается встреча Краснова с американцем Томпсоном без официального переводчика. О чем они говорили?
— Не могу сказать наверняка, — Шилов нервно облизнул губы. — Но после этой встречи Краснов распорядился изменить методику учета на экспериментальных предприятиях. Ввел какие-то новые формы отчетности, явно скопированные с американских.
— Передача секретной экономической информации иностранному специалисту, — медленно проговорил Рогов, делая пометки в
блокноте. — А что с Вознесенским? Есть что-нибудь на него?— Вот из личного дела, — Шилов извлек из конверта еще один документ. — Его отец до революции был присяжным поверенным, имел собственную практику. Дядя эмигрировал в двадцатом году, сейчас в Париже. Сам Вознесенский в анкетах это скрывает, пишет, что отец был служащим.
— Сокрытие социального происхождения, связи с эмигрантскими кругами… — Рогов продолжал делать заметки. — Что еще?
— Я собрал выступления Краснова и Вознесенского на экономических совещаниях, — продолжал Шилов. — Если вырвать цитаты из контекста, получается откровенно ревизионистская позиция. Вот, например…
Он достал стенограмму и зачитал:
— «Мы должны использовать экономические механизмы, доказавшие эффективность в различных системах хозяйствования». Это прямое оправдание капиталистических методов! А вот еще: «Плановое начало не исключает элементов рыночной конкуренции внутри государственного сектора». Чистый правый уклон!
Рогов удовлетворенно кивнул:
— Очень хорошо, товарищ Шилов. Теперь нам нужны факты о реальном положении на экспериментальных предприятиях. Не о достижениях, которыми хвастается Краснов, а о проблемах. О росте индивидуализма среди рабочих, о случаях сокрытия ресурсов, о конфликтах между хозрасчетными бригадами.
— Я подготовил и такие материалы, — Шилов снова полез в конверт. — Вот рапорты от осведомителей с Горьковского автозавода и Путиловского. Описаны случаи сокрытия резервов, приписок в отчетности, конфликтов на почве распределения премий.
— Конкретные фамилии есть?
— Да, есть списки рабочих и инженеров, замеченных в подобных действиях. Особенно интересен случай с бригадиром Морозовым с Путиловского завода. Он создал собственную систему учета, скрывал от администрации резервы, чтобы потом, в удобный момент, выдать их за сверхплановую продукцию и получить премию.
— Мелкобуржуазное перерождение пролетариата, — прокомментировал Рогов. — Именно то, что нам нужно.
Он сложил документы обратно в конверт и убрал его в свой портфель. Затем извлек оттуда другую папку и раскрыл ее перед Шиловым:
— А теперь ознакомьтесь с этими материалами. Здесь выдержки из статей западных экономистов о рыночных механизмах, очень похожие на тезисы Краснова. Нам нужно доказать, что его идеи заимствованы у буржуазных теоретиков.
Шилов внимательно просмотрел документы и неуверенно произнес:
— Но ведь эти статьи опубликованы позже, чем Краснов начал свой эксперимент. Как он мог у них заимствовать?
— Не задавайте лишних вопросов, товарищ Шилов, — холодно ответил Рогов. — Ваша задача — найти и подчеркнуть сходство идей, а не анализировать хронологию. Составьте аналитическую записку, показывающую идейную связь «промышленного НЭПа» с буржуазными экономическими теориями.
Шилов съежился и кивнул:
— Я понял, товарищ Рогов.
— И еще одно задание, — продолжил оперуполномоченный. — Нам нужен компромат на Вознесенского. Он самое уязвимое звено в команде Краснова. Молодой, неопытный, с сомнительным социальным происхождением. Если мы его сломаем, получим доступ ко всем секретам эксперимента.