Промышленный НЭП

Еще минута молчания. За окном кабинета медленно падал снег, укрывая московские крыши белым покрывалом.

— Хорошо, — наконец решился Орджоникидзе. — Я подпишу. Но учти, Леонид, если что-то пойдет не так, я не смогу тебя прикрыть.

— Понимаю, Серго. И спасибо.

Он взял ручку и твердым движением поставил свою подпись на документе.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Орджоникидзе, протягивая мне подписанную бумагу. — Эта игра становится все опаснее.

Я аккуратно спрятал документ в портфель.

— Иногда нужно рисковать, чтобы победить, — ответил я. — Особенно когда ставки так высоки.

Орджоникидзе поднялся из-за стола.

— И еще, Леонид, — сказал он, провожая меня к двери. — Будь осторожен с Кагановичем. Он не прощает тех, кто становится у него на пути.

— Я знаю, — кивнул я. — Именно поэтому нам нельзя проиграть.

Выйдя из наркомата, я поднял воротник пальто, защищаясь от морозного ветра. Первый этап операции завершен успешно. Теперь предстояло самое сложное, вытащить Шаляпина из лап ОГПУ.

* * *

В кабинете следователя Горбунова на Лубянке воздух казался застоявшимся и тяжелым.

Квадратное помещение с высоким потолком и единственным зарешеченным окном освещалось лишь настольной лампой под зеленым абажуром. Ее свет падал на груду папок с делами и создавал причудливые тени на стенах, выкрашенных в неопределенный серо-зеленый цвет.

Горбунов, плотный мужчина с тяжелым квадратным лицом и бульдожьей челюстью, просматривал материалы допроса. Перед ним лежал протокол, испещренный пометками.

Многочисленные вопросы, уклончивые ответы, снова вопросы… Шаляпин держался стойко, отказываясь подписывать признательные показания о вредительской деятельности и связях с Красновым.

Стук в дверь заставил следователя поднять голову.

— Войдите, — сказал он, машинально поправляя ворот гимнастерки.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Рожков, оперуполномоченный экономического отдела. Его невыразительное лицо с цепким взглядом, казалось, никогда не выражало эмоций.

— Добрый вечер, товарищ Горбунов, — произнес Рожков, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Не помешал?

— Что-то срочное? — Горбунов кивнул на стул перед столом. — Я занят с делом Шаляпина.

— Знаю, — Рожков присел, положив на колени потертую папку. — Собственно, по этому поводу и пришел.

Горбунов нахмурился.

— Каганович требует результатов. Шаляпин должен признаться в организации вредительства на Коломенском заводе и подтвердить связь с Красновым.

— В том и дело, — Рожков наклонился ближе, понизив голос. — Ситуация изменилась. Есть информация, что товарищ Сталин недоволен нападками на эксперимент Краснова.

Горбунов замер, его массивные брови сошлись на переносице.

— Откуда такие сведения?

— От достаточно надежных источников, — ответил Рожков. — Вчера Сталин запросил полную информацию о результатах эксперимента. И был весьма впечатлен цифрами.

Горбунов сидел неподвижно, обдумывая услышанное.

— К тому же, — продолжил Рожков, небрежно открывая папку, — у нас появились новые данные по аварии на Нижнетагильском комбинате. Это была диверсия, организованная врагами промышленного НЭПа, а не результат эксперимента Краснова.

Он выложил на стол фотографии подпиленных креплений ковша и поддельных технических документов.

— Экспертиза однозначно доказывает факт умышленного вредительства, — пояснил Рожков. — Уже даже известно, кто это сделал, некий Ковальский, бывший инженер, уволенный за пьянство. Сейчас он арестован. И знаете, что интересно? — Рожков сделал драматическую паузу. — Он уже вроде бы дал показания, что его наняли люди, связанные с противниками экономического эксперимента.

Горбунов слушал с каменным выражением лица, но его напряженная поза выдавала внутреннее беспокойство. Следователь прекрасно понимал, что в политических делах ветер может измениться в любую секунду, превратив вчерашних обвинителей в сегодняшних обвиняемых.

— Это официальная позиция экономического отдела? — осторожно спросил он.

— Пока нет, — ответил Рожков. — Но скоро может стать. К тому же, есть еще один момент…

Он достал из папки официальный бланк с печатями и подписями.

— Наркомат тяжелой промышленности запрашивает временное откомандирование инженера Шаляпина для участия в разработке новых артиллерийских систем. Проект сверхсекретный, оборонного значения. Личная подпись Орджоникидзе. Разумеется, адресован он не нам, ОГПУ, но скоро сведения о нем поступят и сюда.

Горбунов взял документ и внимательно изучил его. Бланк выглядел безупречно: исходящие номера, гербовая печать, размашистая подпись наркома.

— Странное совпадение, — пробормотал следователь. — Чего это Орджоникидзе внезапно вспомнил о Шаляпине?

— Не такое уж и странное, — возразил Рожков. — Шаляпин действительно крупный специалист по расчетам прочности конструкций. А в нынешней международной обстановке обороноспособность страны на первом месте.

Горбунов встал и прошелся по кабинету. Ситуация становилась опасной.

Если Сталин действительно поддерживает эксперимент Краснова, а диверсии на предприятиях организованы противниками этого эксперимента… Тогда дело Шаляпина превращается в мину замедленного действия для всех, кто к нему причастен.

— А что Каганович? — спросил он, возвращаясь к столу.

— Лазарь Моисеевич в сложном положении, — уклончиво ответил Рожков. — Он стал слишком активно выступать против эксперимента, а результаты говорят сами за себя. Возможно… — он сделал многозначительную паузу, — скоро нам придется работать в другом направлении.

Горбунов понимающе кивнул. В его практике бывали случаи, когда следствие резко меняло вектор, и вчерашние обвиняемые становились свидетелями против своих бывших обвинителей.

— Что вы предлагаете? — прямо спросил он.

— Пока ничего особенного, — Рожков пожал плечами. — Просто не торопитесь с делом Шаляпина. Не применяйте особых методов воздействия. И подготовьтесь к возможной передаче его наркомату тяжелой промышленности.

Горбунов взял со стола запрос Орджоникидзе и еще раз внимательно изучил его.