Промышленный НЭП

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я приостановлю активную фазу следствия. Но имейте в виду, если позиция руководства снова изменится, я не хочу оказаться крайним.

— Разумеется, — кивнул Рожков, поднимаясь. — Я просто информирую вас о новых обстоятельствах. Решение принимаете вы.

Когда за Рожковым закрылась дверь, Горбунов еще долго сидел неподвижно, глядя на лежащие перед ним документы.

В этой игре он был всего лишь пешкой, выполняющей чужие приказы. И сейчас главное — не оказаться на неправильной стороне.

Он взял телефонную трубку и набрал номер.

— Это Горбунов. Переведите заключенного Шаляпина из одиночной камеры в общую. И прекратите особый режим допросов. Да, я беру ответственность на себя.

Положив трубку, следователь задумчиво постучал пальцами по столу. Первый шаг сделан. Теперь оставалось дождаться, в какую сторону подует ветер.

* * *

Внутренний следственный изолятор ОГПУ жил своим ритмом даже в поздний час. Приглушенное освещение коридоров, гулкие шаги часовых, металлический звон решеток — привычная симфония мрачного учреждения на Лубянке.

В кабинете начальника отдела Дорогина стоял тяжелый папиросный дым. Сам Дорогин, грузный мужчина с редеющими волосами и неожиданно аккуратными маленькими руками, изучал только что полученную бумагу с грифом «Сов. секретно».

— Что скажете, Рогов? — спросил он, не поднимая глаз от документа.

Оперуполномоченный Рогов стоял у окна, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутренне был крайне напряжен.

— Запрос составлен абсолютно правильно, товарищ начальник. Личная подпись Орджоникидзе, все необходимые визы наркомата обороны, входящие и исходящие номера соответствуют регистрации.

Дорогин хмыкнул, откидываясь в кресле.

— Да вижу я, что с формальностями все в порядке. Меня интересует суть. Почему вдруг Орджоникидзе так озаботился судьбой инженера, арестованного по подозрению во вредительстве?

— Видимо, Шаляпин действительно ценный специалист, — Рогов чуть пожал плечами. — В запросе указано, что он необходим для расчетов прочности новых артиллерийских конструкций. Проект имеет высший приоритет обороны.

— И все же, — Дорогин забарабанил пальцами по столу. — Слишком удачно все сложилось для нашего арестованного. Я знаю, что Горбунов уже месяц работает с ним, но пока безрезультатно. А тут вдруг запрос от наркома.

— Возможно, дело в международной обстановке, — осторожно предположил Рогов. — Япония активизировалась в Маньчжурии, в Германии набирают силу нацисты. Оборонные проекты получают зеленый свет.

Дорогин задумчиво рассматривал бумагу еще несколько минут. Затем решительно взял перо и наложил резолюцию: «Удовлетворить. Временно откомандировать под личную ответственность наркома Орджоникидзе с соблюдением режима секретности».

— Оформляйте, Рогов, — сказал он, протягивая документ. — Но установите наблюдение за Шаляпиным. И подготовьте записку для товарища Кагановича. Он должен знать, что подследственный выбыл из нашего ведения. Пусть решает, стоит ли обострять отношения с Орджоникидзе из-за одного инженера.

— Будет исполнено, товарищ начальник, — Рогов аккуратно принял бумагу. — Когда произвести передачу?

— Немедленно, — отрезал Дорогин. — Раз уж дело такое срочное. Подготовьте документы и организуйте конвой до ворот. Там пусть его принимают люди наркомата.

Через полчаса Рогов лично спустился в подвальный этаж изолятора. Начальник караула, рыжеусый мужчина с недовольным лицом, встретил его у последней решетки.

— Шаляпина привели, как приказано, — доложил он. — Только он еле на ногах держится. Может, медика вызвать?

Рогов отрицательно покачал головой:

— Не нужно. Просто оформим передачу и все.

В небольшой комнате для допросов, куда привели Шаляпина, пахло сыростью и карболкой. Арестованный сидел на единственном стуле, ссутулившись и глядя в одну точку. Его лицо с запавшими глазами и всклокоченной бородой выражало покорность судьбе.

— Встать! — рявкнул конвойный.

Шаляпин с трудом поднялся, покачиваясь.

— Гражданин Шаляпин, — официально начал Рогов, раскрывая папку с документами. — Согласно распоряжению руководства ОГПУ, вы временно откомандированы в распоряжение наркомата тяжелой промышленности для участия в работах оборонного значения. Расписывайтесь о неразглашении.

Он протянул Шаляпину лист бумаги и ручку. Тот непонимающими глазами смотрел на документ, явно не осознавая происходящего.

— Я не понимаю, — пробормотал он. — Что это?

— Вас переводят под другую юрисдикцию, — терпеливо пояснил Рогов. — Временно. Следствие не прекращено, но приостановлено до особого распоряжения. Распишитесь здесь и здесь.

Шаляпин, все еще не веря своему счастью, трясущейся рукой поставил подписи.

— А теперь следуйте за конвоем, — распорядился Рогов. — Вас передадут представителям наркомата.

Когда Шаляпина увели, Рогов достал платок и вытер вспотевший лоб. Он только что сделал крайне рискованный шаг.

Если Каганович узнает о его роли в этом деле… Но иного выхода не было.

Эксперимент Краснова действительно давал результаты, которые могли вывести советскую промышленность на новый уровень. А еще Рогов, как опытный оперативник, чувствовал, что ветер начинает меняться, и Сталин, возможно, уже не так однозначно поддерживает кампанию Кагановича против промышленного НЭПа.

У главных ворот внутренней тюрьмы Шаляпина уже ждала черная эмка с правительственными номерами. Рядом стоял Глушков, держа в руках ордер на прием заключенного, подписанный самим Орджоникидзе. Процедура передачи заняла всего несколько минут.

— Расписывайтесь в получении арестованного, — произнес начальник караула, протягивая журнал.

Глушков расписался размашистым почерком и помог пошатывающемуся Шаляпину сесть в машину.

— Поехали, — скомандовал он водителю, когда тяжелые ворота внутренней тюрьмы закрылись за ними.

Шаляпин, вжавшись в угол заднего сиденья, все еще не мог поверить в происходящее. Только когда автомобиль, петляя по переулкам ночной Москвы, отъехал на несколько кварталов от зловещего здания, он позволил себе выдохнуть и прошептать:

— Неужели правда?

— Правда, Федор Михайлович, — негромко ответил Глушков. — Вы свободны. По крайней мере, от ОГПУ. Теперь вы работаете на наркомат тяжелой промышленности.

* * *

Конспиративная квартира на Большой Дмитровке выглядела как типичное жилье советского служащего средней руки. Строгая мебель темного дерева, книжный шкаф с собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма, несколько технических журналов на журнальном столике, радиоприемник в углу, гравюры с видами Москвы на стенах. Ничто не выдавало истинного назначения этого места.