Промышленный НЭП

— Товарищ Самарин? — произнес он, протягивая руку. — Чем обязан визиту представителя Наркомпроса?

Мышкин пожал сухую, но крепкую руку редактора.

— Вынужден сразу внести ясность, товарищ Подольский, — негромко произнес он, усаживаясь в кресло для посетителей. — Я не из Наркомпроса. Это было необходимо для конспирации.

Брови Подольского слегка приподнялись, но лицо осталось бесстрастным.

— Весьма интригующе, товарищ… как вас на самом деле?

— Фамилия не имеет значения, — Мышкин открыл свой потертый кожаный портфель. — Важна информация, которую я принес. Информация, имеющая прямое отношение к научной честности и партийной принципиальности.

Редактор заметно напрягся, его взгляд стал более настороженным:

— Прошу вас выражаться яснее.

Мышкин извлек из портфеля несколько папок и аккуратно разложил их на столе.

— Товарищ Подольский, что вы знаете о работах товарища Лопухина из Института марксизма-ленинизма?

При упоминании фамилии Лопухина Подольский заметно вздрогнул. Теоретик из Института марксизма-ленинизма был известной фигурой в научных кругах, а главное, близким соратником Кагановича.

— Лопухин? — осторожно переспросил редактор. — Крупный теоретик, автор фундаментальных работ по политэкономии социализма. Его последнюю статью мы публиковали два месяца назад.

— Именно, — кивнул Мышкин, открывая первую папку. — А вот его диссертация 1926 года «Диалектика экономического развития в переходный период». А здесь, — он открыл вторую папку, — статьи американского экономиста Келлера в журнале «Economic Review» за 1924 год. Взгляните, пожалуйста, на эти фрагменты.

Мышкин разложил перед редактором несколько листов с параллельными цитатами на русском и английском языках. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить поразительное сходство текстов.

— Это… — Подольский побледнел, рассматривая документы. — Это очень серьезное обвинение, товарищ. Вы понимаете, о ком идет речь?

— Прекрасно понимаю, — спокойно кивнул Мышкин. — И понимаю все возможные последствия. Но также понимаю значение научной честности для настоящего большевика.

Редактор снял очки и устало потер переносицу:

— Послушайте, мы не можем просто так публиковать подобный материал. Лопухин не просто ученый, он член коллегии Наркомпроса, ближайший соратник товарища Кагановича. Подобная публикация требует санкций на самом высоком уровне.

Мышкин ожидал такой реакции. Он слегка подался вперед:

— Товарищ Подольский, разве не сам товарищ Ленин учил нас критически относиться к авторитетам? Разве можно мириться с плагиатом, особенно из буржуазных источников, только потому, что его совершил влиятельный товарищ?

Редактор вздохнул, разводя руками:

— Принципы принципами, но есть еще и реальная жизнь. Публикация такого материала может иметь непредсказуемые последствия как для газеты, так и лично для меня.

Мышкин понимающе кивнул и перешел к следующему аргументу:

— Мне понятны ваши опасения, товарищ Подольский. Но позвольте заметить, что этот материал в любом случае станет достоянием общественности. Если не через «Литературную газету», то через «Экономическую» или «За индустриализацию». И тогда ваше издание упустит важную тему.

Подольский заметно заинтересовался:

— У вас есть контакты и в других изданиях?

— Разумеется, — уклончиво ответил Мышкин. — Но «Литературная газета» имеет репутацию наиболее интеллектуального и принципиального издания. Именно поэтому я пришел сначала к вам.

Он сделал паузу, а затем добавил как бы между прочим:

— К тому же, в определенных высоких кругах есть заинтересованность в подобной публикации. Не буду называть имен, но речь идет о людях, близких к самому товарищу Сталину.

Это рискованный ход, но Мышкин понимал, что без намека на высокое покровительство редактор не решится на публикацию.

Подольский напряженно размышлял, барабаня пальцами по столу. Наконец он снова надел очки и внимательно перечитал компрометирующие материалы.

— Если мы и решимся на публикацию, то она должна быть безупречной с научной и идеологической точки зрения, — строго произнес он. — Никаких голословных обвинений, только факты и документы. И фокус не на личности Лопухина, а на проблеме научной честности в целом.

— Именно такой подход я и предлагаю, — кивнул Мышкин, чувствуя, что редактор склоняется к согласию. — Строгий академический анализ, без политических выводов. Пусть факты говорят сами за себя.

Подольский еще несколько минут изучал материалы, затем решительно кивнул:

— Хорошо. Я согласен опубликовать этот материал, но с соблюдением нескольких условий.

— Я внимательно слушаю.

— Во-первых, статья должна быть абсолютно объективной, без личных нападок. Во-вторых, она пойдет не на первой полосе, а на третьей странице. В-третьих, автором будет указан наш штатный обозреватель по вопросам науки и литературы, а не вы или ваши люди. И в-четвертых, — редактор пристально посмотрел на Мышкина, — если возникнут проблемы, вы гарантируете вашу поддержку?

— Все условия приемлемы, — кивнул Мышкин. — И да, вы можете рассчитывать на поддержку.

Они провели еще около часа, обсуждая детали публикации. Подольский лично редактировал каждый абзац, тщательно сверяя формулировки. Статья получилась обстоятельной, аргументированной и убедительной.

— Когда материал выйдет в печать? — спросил Мышкин, собирая документы обрато в портфель.

— Послезавтра, в четверг, — ответил Подольский. — Статья пойдет в набор вечером среды, в последний момент перед версткой. Это минимизирует риск внешнего вмешательства.

Мышкин поднялся, протягивая руку:

— Спасибо за принципиальность, товарищ Подольский. Вы поступаете как настоящий коммунист.

Редактор пожал протянутую руку, затем устало потер глаза:

— Надеюсь, что правильно. И надеюсь, что не пожалею об этом решении.

— Не пожалеете, — заверил его Мышкин. — История подтвердит вашу правоту.

Выйдя из редакции, Мышкин не сразу направился к ожидавшему его автомобилю. Он сделал несколько крюков по торговым рядам, зашел в книжный магазин, затем в аптеку, и только убедившись в отсутствии слежки, сел в неприметный «ГАЗ-А», ожидавший его в переулке.