Промышленный НЭП

Я передал присутствующим копии протоколов допросов:

— Бахрушин признался, что получал указания непосредственно от Валенцева, члена комиссии Кагановича, редактора идеологического отдела «Правды». Валенцев также передавал деньги для оплаты исполнителей.

Киров, внимательно изучавший документы, поднял голову:

— Это серьезные обвинения, товарищ Краснов. Валенцев влиятельная фигура. Что еще стало известно?

— Бахрушин раскрыл всю цепочку организации диверсий, — продолжил я. — Оказывается, авария в Нижнем Тагиле, которую Каганович приводил как доказательство вредности нашего эксперимента, тоже организована его людьми. И на ближайшие дни планировались еще несколько диверсий на экспериментальных предприятиях.

Мышкин дополнил мой доклад техническими деталями операции:

— Показания подтверждаются вещественными доказательствами. У диверсантов изъяты инструменты для вывода из строя системы охлаждения, самодельные устройства для создания короткого замыкания. В квартире Бахрушина обнаружены схемы завода с отмеченными уязвимыми местами и крупная сумма денег в рублях.

— То есть теперь у нас есть неопровержимые доказательства того, что диверсии на наших предприятиях организованы противниками эксперимента, а не являются результатом новых методов управления? — уточнил Орджоникидзе.

— Именно так, Серго, — подтвердил я. — Более того, мы установили связь этих диверсий с конкретными членами комиссии Кагановича.

Киров задумчиво потер подбородок:

— Это меняет всю картину. Особенно в сочетании со скандалом вокруг Лопухина.

Действительно, публикация в «Литературной газете» о плагиате Лопухина произвела эффект разорвавшейся бомбы. Теоретик из Института марксизма-ленинизма, готовивший идеологическое обоснование против промышленного НЭПа, оказался обычным плагиатором, списывавшим у буржуазных экономистов.

— У нас сформировался комплексный контрудар, — продолжил я. — Во-первых, разоблачение теоретика Лопухина как плагиатора. Во-вторых, публикация в «Экономической газете» о реальных результатах эксперимента. В-третьих, доказательства того, что аварии на наших предприятиях организованы противниками эксперимента.

Вознесенский, до этого молчавший, включился в обсуждение:

— А главное, товарищи, экономические результаты говорят сами за себя. Рост производительности в среднем на сорок процентов, снижение себестоимости, повышение качества продукции. Эти цифры неопровержимы и подтверждены официальной отчетностью.

Орджоникидзе подошел к карте СССР, висевшей на стене:

— Товарищи, я считаю, что настал момент представить все эти материалы товарищу Сталину. Не через комиссии и не через посредников, а напрямую. Показать реальные достижения эксперимента и раскрыть методы, которыми пользуются его противники.

— Поддерживаю, — решительно кивнул Киров. — Более того, предлагаю поставить вопрос об ответственности тех, кто организовал диверсии на советских предприятиях, нанося ущерб государству.

— Вы понимаете, что это прямой вызов Кагановичу? — тихо спросил профессор Величковский. — Лазарь Моисеевич очень близок к товарищу Сталину.

— Понимаем, — твердо ответил Орджоникидзе. — Но правда на нашей стороне. К тому же, товарищ Сталин прежде всего руководствуется интересами государства. Если промышленный НЭП действительно повышает эффективность промышленности, особенно оборонной, он поддержит эксперимент.

Мы разработали детальный план действий. Я должен подготовить специальный доклад для Сталина, включающий экономические результаты эксперимента, доказательства организации диверсий противниками и предложения по дальнейшему развитию промышленного НЭПа.

Киров взял на себя политическое обеспечение вопроса, используя свои связи в партийных кругах. Орджоникидзе обязался лично договориться с Поскребышевым о встрече со Сталиным.

— Есть еще один деликатный момент, — заметил Мышкин. — По нашим данным, Каганович уже знает о провале диверсии и пытается блокировать расследование. Он может попытаться изъять материалы и арестовать участников операции под предлогом «превышения полномочий».

— Не успеет, — уверенно заявил Орджоникидзе. — Я уже говорил с Менжинским. Дал понять, что имею прямой выход на товарища Сталина по этому вопросу. Менжинский не захочет оказаться между двух огней.

Когда совещание подходило к концу, Киров попросил слова:

— Товарищи, то, что мы делаем, выходит за рамки обычной внутриведомственной борьбы. Промышленный НЭП может изменить экономический курс всей страны, сделать индустриализацию более эффективной и менее болезненной для народа. Это историческая миссия, и я горжусь, что участвую в ней.

Его слова придали нам дополнительную уверенность. Миссия действительно историческая, и от ее успеха зависит будущее не только нашего эксперимента, но и всей страны.

— Когда представим материалы товарищу Сталину? — спросил я Орджоникидзе.

— Поскребышев обещал организовать встречу послезавтра, — ответил нарком. — У нас есть сутки на подготовку доклада. Леонид, ты главный докладчик. Мы с Кировым обеспечим политическую поддержку.

Когда все разошлись, мы с Орджоникидзе остались вдвоем в кабинете.

— Леонид, ты понимаешь, на что мы идем? — серьезно спросил Серго. — Это прямое столкновение с одним из самых влиятельных людей в партии.

— Понимаю, Серго, — ответил я, собирая документы. — Но другого пути нет. Либо мы убедим Сталина в ценности эксперимента, либо Каганович уничтожит и эксперимент, и всех нас.

Орджоникидзе подошел к окну, за которым раскинулась Москва.

— Самое сложное, — задумчиво произнес он, — убедить товарища Сталина, что промышленный НЭП не противоречит генеральной линии партии. Что он усиливает, а не ослабляет социализм. Что экономические стимулы не возрождают капитализм, а делают социалистическую экономику более эффективной.

— Именно на этом и построим доклад, — сказал я. — Цифры, факты, логика. Товарищ Сталин ценит конкретные результаты.

— Дай бог, Леонид, дай бог, — задумчиво произнес Серго, используя выражение, которое редко можно услышать из уст старого большевика.

Я покинул наркомат с твердым намерением подготовить самый убедительный доклад в моей жизни. Впереди предстояла встреча, от которой зависела судьба не только промышленного НЭПа, но и будущее страны. И я намеревался использовать этот исторический шанс по максимуму.

Глава 22 Дезорганизация

Сумеречный свет московского вечера едва пробивался сквозь плотные бархатные шторы на окнах. В просторном кабинете с высоким лепным потолком и массивными дубовыми панелями пространство освещали лишь несколько настольных ламп под зелеными абажурами, создавая островки света в полумраке. Подобный полумрак идеально соответствовал атмосфере заседания, неопределенной, напряженной, полной недосказанностей.