Промышленный НЭП

Сталин мог долго закрывать глаза на интриги своих соратников, но организация диверсий на оборонных предприятиях — совсем другое дело. Особенно на фоне международной напряженности и угрозы войны.

— Итак, товарищи, — продолжил я, — первый этап контрнаступления завершен успешно. Комиссия Кагановича дезорганизована. Экономические результаты эксперимента получили широкую огласку. У нас имеются доказательства организации диверсий противниками эксперимента. Теперь необходимо готовиться к решающему удару.

— Встреча со Сталиным? — уточнил Вознесенский.

— Именно. Орджоникидзе сообщил, что Поскребышев назначил ее на послезавтра. Возможно, в форме заседания Политбюро. У нас только одна попытка, и мы должны использовать ее максимально эффективно.

Мышкин задумчиво потер подбородок:

— Леонид Иванович, есть еще одна тревожная новость. По данным Рожкова, Каганович приказал своим людям в ОГПУ изъять все материалы по делу диверсантов на Путиловском заводе.

— Поздно, — усмехнулся я. — Все оригиналы и копии уже у Орджоникидзе. К тому же, мы предусмотрительно отправили несколько копий в разные места.

Величковский покачал головой:

— Но сам факт такого приказа показывает, что Каганович готов на крайние меры. Он понимает серьезность своего положения.

— Именно поэтому нам нужно действовать быстро, — согласился я. — Вознесенский, подготовьте итоговую экономическую справку с самыми впечатляющими цифрами. Особый акцент на оборонных предприятиях и производстве военной техники. Сталина это заинтересует в первую очередь.

— Цифры действительно впечатляющие, Леонид Иванович, — кивнул молодой экономист. — Рост производительности в среднем на сорок два процента, снижение себестоимости на двадцать шесть процентов, повышение качества продукции, снижение брака…

— Отлично. Мышкин, подготовьте наиболее убедительные материалы по диверсиям. Особенно выделите связь с комиссией Кагановича.

— Будет исполнено, — кивнул Мышкин. — Показания Бахрушина, подкрепленные вещественными доказательствами и фотоматериалами, не оставляют сомнений в организованном характере диверсий.

— Николай Александрович, — обратился я к Величковскому, — вам предстоит подготовить теоретическое обоснование совместимости промышленного НЭПа с марксистско-ленинской теорией. Сталин наверняка поднимет вопрос об идеологической чистоте эксперимента.

Профессор задумчиво погладил бородку:

— Ключевой момент — принцип «от каждого по способностям, каждому по труду», сформулированный еще Марксом. Мы лишь создаем экономические механизмы для его практической реализации. К тому же, Ленин всегда подчеркивал важность материальной заинтересованности трудящихся.

— Превосходно, — я удовлетворенно кивнул. — Глушков, вам поручается организация бесперебойной связи между всеми участниками. И особое внимание к защите от возможных провокаций со стороны людей Кагановича.

— Не беспокойтесь, Леонид Иванович, — уверенно ответил Глушков. — Я организую круглосуточное наблюдение за всеми ключевыми точками. Никто не застанет нас врасплох.

Я взглянул на настенные часы.

— Товарищи, время позднее. Предлагаю на этом закончить и разойтись по домам. Завтра с утра продолжим подготовку к решающей встрече. Глушков организует безопасную транспортировку каждого из вас.

Когда соратники покинули квартиру, я подошел к окну. Ночная Москва раскинулась передо мной, темная и таинственная, с редкими огнями в окнах и пустынными улицами.

Время работало на нас. С каждым днем экономические результаты эксперимента становились все более впечатляющими, а позиции противников — все слабее.

Я отошел от окна и присел в кресло. Предстояло еще многое обдумать перед решающей схваткой.

В моем рабочем кабинете горела только настольная лампа, отбрасывая желтоватый круг света на разложенные бумаги. За окном изредка слышались шаги редких прохожих и гудки автомобилей, даже в три часа ночи столица не засыпала полностью.

Я откинулся в кресле, массируя переносицу. Глаза устали от бесконечных цифр и докладов.

Мысли невольно вернулись к методам, которыми мы пользовались в последние недели. Шантаж Шкуратова компроматом на его личную жизнь. Дискредитация Лопухина через публикацию материалов о плагиате. Манипуляции с директивами ОГПУ для освобождения Шаляпина. Информационная война в газетах.

Методы, ничем не отличающиеся от тех, которыми пользовались наши противники. Методы, которых я старался избегать, когда только начинал эксперимент. Тогда я верил, что достаточно показать реальные экономические результаты, и рациональность возьмет верх над догматизмом.

Наивное заблуждение. В этом мире, в это время, идеология и личные интересы значили гораздо больше, чем экономическая целесообразность. Каганович и его сторонники не интересовались реальными результатами эксперимента.

Для них важна лишь власть и контроль. И бороться с ними их же методами оказалось единственным выходом.

Насколько это оправдано? Вопрос из той категории, которую я предпочел бы не задавать себе вовсе. Но в тишине кабинета, когда за окном спит Москва, а в голове эхом отдаются события последних недель, избежать этой мучительной рефлексии невозможно.

В моей прошлой жизни, в XXI веке, бизнес тоже был жесткой игрой. Слияния, поглощения, борьба за активы — все это требовало решительности и готовности идти до конца.

Но там существовали правила. Юридические процедуры, суды, экономическая целесообразность. Здесь, в СССР начала 1930-х, правил нет. Есть только воля победителя в партийной борьбе, которая и становится законом.

Я вспомнил, каким я был, когда только начал эксперимент с промышленным НЭПом. Искренне верил, что достаточно показать экономическую эффективность нового подхода, и рационально мыслящие люди в руководстве страны поддержат его. Что можно выиграть в честном соревновании идей и моделей управления.

Чудовищная наивность. В мире, где главным аргументом является не экономическая эффективность, а партийно-идеологическая чистота, у моего эксперимента не было шансов без поддержки сильных покровителей и жесткой политической борьбы.

Я посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Странно, что лицо Краснова, в теле которого я оказался после перемещения из будущего, уже кажется моим собственным. Привык.

А вот прежние моральные принципы… Я остался таким же, как все вокруг, готовым использовать любые средства для достижения цели.