Промышленный НЭП

— Итак, решающее столкновение произойдет завтра, — задумчиво произнес я. — Что ж, мы к этому готовы.

Мышкин внимательно посмотрел на меня:

— Леонид Иванович, вы в порядке? Вы выглядите утомленным.

— Не спал всю ночь, — признался я. — Но это неважно. Сейчас не время для отдыха.

— Но вам нужно быть в форме завтра.

— Буду, не беспокойтесь, — я поднялся из-за стола. — Алексей Григорьевич, свяжитесь с Шаляпиным. Пусть сегодня же приезжает в Москву и готовится к выступлению на Политбюро. Его свидетельство может стать решающим.

Мышкин кивнул и вышел из кабинета. Я подошел к окну, глядя на заснеженную Москву.

Я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь в эпицентре исторического шторма. События развивались стремительно, приближая момент истины. Все наши усилия последних недель, все рискованные операции, все нечистые методы борьбы, все это должно было сыграть свою роль в завтрашней схватке.

Я был готов. Мы все были готовы. Промышленный НЭП должен победить, изменив историческую траекторию целой страны.

И если для этого требовалось сломать карьеру нескольких человек или прибегнуть к политическим интригам, так тому и быть. История не прощает слабости и нерешительности тем, кто берется ее изменить.

Глава 23 Переломный момент

Утро выдалось морозным и солнечным. Ледяной воздух обжигал легкие, когда я поднимался по широким ступеням кремлевского здания.

На душе было тревожно, но я старался не показывать этого. Сегодня решалась судьба не только промышленного НЭПа, но и всей страны.

Орджоникидзе шел рядом, его коренастая фигура излучала уверенность.

— Держись, Леонид, — негромко произнес он, косясь на часовых у входа. — Цифры на нашей стороне. А Коба уважает факты.

В его грузинском акценте, заметно усилившимся в моменты волнения, слышалась искренняя поддержка.

Я молча кивнул, крепче сжимая портфель с докладом. За последние сутки текст переписывался трижды, графики и таблицы неоднократно проверялись. Последние экономические показатели с экспериментальных предприятий выглядели так впечатляюще, что противники неизбежно обвинили бы нас в фальсификации, не будь у нас заверенных данных и подтверждений от нескольких независимых контрольных комиссий.

После тщательной проверки документов охрана пропустила нас внутрь. Мы прошли по длинному, устланному красной ковровой дорожкой коридору, где вдоль стен стояли безмолвные часовые, и свернули к залу заседаний Политбюро.

В приемной уже собралось несколько человек. Молотов с неизменным пенсне на переносице просматривал какие-то бумаги, время от времени делая пометки карандашом. Его лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций, недаром за ним закрепилось прозвище «каменная задница».

Рядом с ним стоял Каганович, нервно теребя края своей аккуратно подстриженной бородки. Он исподлобья взглянул на меня, когда мы вошли, и быстро отвернулся.

Ворошилов и Калинин негромко переговаривались у окна. Тут же сидел Киров, специально прибывший из Ленинграда. Увидев нас, он приветливо кивнул.

Двери зала заседаний распахнулись, и в проеме появился Поскребышев, личный секретарь Сталина.

— Товарищи, прошу всех в зал, — произнес он официальным тоном. — Товарищ Сталин прибудет через пять минут.

Мы вошли в просторное помещение с длинным полированным столом красного дерева. Окна выходили на кремлевскую стену и были занавешены тяжелыми бордовыми шторами, создающими в помещении полумрак, несмотря на солнечный день.

Массивная люстра под высоким потолком давала приглушенный свет. Стены отделаны дубовыми панелями. Над председательским местом висел портрет Ленина.

Участники заседания рассаживались в строго определенном порядке. Место во главе стола пустовало, оно предназначалось Сталину.

По правую руку от него должен был сидеть Молотов, по левую — Каганович. Далее располагались остальные члены Политбюро в соответствии с неписаной иерархией.

Мне указали на место в конце стола, напротив входной двери. Как докладчику, не являющемуся членом Политбюро, мне полагалось сидеть так, чтобы все присутствующие могли хорошо меня видеть и слышать.

Ровно в десять часов дверь снова открылась, и в зал вошел Сталин. Все присутствующие поднялись.

В отличие от официальных фотографий и парадных портретов, вождь выглядел невысоким, почти заурядным человеком в простом полувоенном костюме без орденов и знаков различия. Только желтоватые глаза излучали холодную силу и пронзительный ум.

— Здравствуйте, товарищи, — произнес он, слегка кивнув. — Прошу садиться.

Сталин неторопливо прошел к своему месту, достал из кармана трубку и начал неспешно набивать ее табаком, пока Поскребышев раскладывал перед ним бумаги. Я заметил, что помимо основных материалов по повестке дня там лежали и номера «Экономической газеты» с нашими статьями.

— Итак, товарищи, — начал Сталин, раскуривая трубку, — сегодня мы должны обсудить и принять решение по вопросу о так называемом промышленном НЭПе товарища Краснова. Два месяца назад мы дали товарищу Краснову и комиссии товарища Кагановича время для подготовки исчерпывающих материалов. Ознакомимся с результатами. Товарищ Краснов, вам слово.

Я поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Промелькнула мысль, что от следующих сорока минут зависит судьба не только моего эксперимента, но и всей страны, а возможно, и хода мировой истории. Я сделал глубокий вдох и начал:

— Товарищ Сталин, товарищи члены Политбюро! Совсем недавно назад по инициативе наркома тяжелой промышленности товарища Орджоникидзе и с разрешения Политбюро мы начали экономический эксперимент, который получил название «промышленный НЭП». Сегодня я представляю вам результаты этого эксперимента, опираясь исключительно на проверенные факты и цифры.

Я открыл портфель и начал раскладывать на столе диаграммы и таблицы.

— Основная концепция эксперимента заключается в сохранении социалистической собственности на средства производства и централизованного планирования при одновременном внедрении системы материального стимулирования трудящихся и предоставлении предприятиям большей хозяйственной самостоятельности в рамках плана. Это позволяет соединить преимущества социалистической экономики с эффективностью экономических стимулов.

Я перешел к конкретным цифрам:

— За два года эксперимента тридцать семь предприятий, представляющих различные отрасли промышленности и расположенных в разных регионах СССР, показали следующие результаты. Средний рост производительности труда — сорок четыре процента. Снижение себестоимости продукции — двадцать шесть процентов. Повышение качества продукции, выраженное в снижении брака, — тридцать один процент. Рост заработной платы рабочих — двадцать восемь процентов.

Я подробно остановился на отдельных предприятиях, демонстрируя впечатляющие результаты на Путиловском заводе, Нижнетагильском комбинате и других экспериментальных площадках. После чего перешел к теоретическому обоснованию: