Промышленный НЭП

Когда наркомы покинули кабинет, я поставил на стол бутылку коньяка и три стакана:

— За науку, товарищи профессора.

Ученые переглянулись с легким удивлением, но приняли предложенные стаканы. После короткого тоста я перешел к делу:

— Николай Максимович, Николай Иванович, скажите прямо, можно ли спасти положение? Еще не поздно?

Вавилов задумчиво посмотрел на коньяк в своем стакане:

— Если действовать немедленно и решительно, то можно. Счет идет на недели, но шанс есть.

— Что необходимо в первую очередь? — спросил я.

— Семена, — ответил Вавилов. — И не просто зерно, а качественный семенной материал. Без этого любые организационные меры бесполезны.

— Мелиорация и агротехника, — добавил Тулайков. — В засушливых районах нужно внедрять влагосберегающие технологии. Снеговые щиты, лесополосы, специальная обработка почвы…

— А как насчет организационной стороны? Колхозы, совхозы?

Ученые помолчали, явно не решаясь высказать свои мысли.

— Говорите откровенно, — подбодрил я их. — Ваши слова останутся между нами.

Тулайков глубоко вздохнул:

— Колхозы не оправдали себя в нынешнем виде. Крестьяне не заинтересованы в результатах труда. Работают из-под палки. Нет стимула.

— Материальная заинтересованность? — подсказал я.

— Именно. И еще автономия. Колхозы должны иметь право решать хозяйственные вопросы самостоятельно, а не выполнять спущенные сверху нормы и планы, зачастую оторванные от реальности.

— Как вы смотрите на идею хозрасчета в колхозах? — спросил я. — По аналогии с тем, что мы внедряем в промышленности?

Вавилов оживился:

— Это может сработать! Если колхозники будут получать долю от конечного результата, их отношение к труду изменится кардинально.

— А система контрактации вместо принудительных заготовок? — продолжил я. — Государство заранее заключает с колхозами договоры, гарантирует закупочные цены…

— Да, это разумно, — кивнул Тулайков. — Крестьянин должен знать, что часть урожая останется ему, а не будет изъята подчистую, как сейчас.

— А что с машинно-тракторными станциями? — спросил я. — Их роль?

— МТС необходимы, — ответил Вавилов. — Мелкие колхозы не могут позволить себе дорогую технику. Но МТС должны работать на хозрасчете, а не в административном порядке. И оплата их услуг должна быть справедливой.

Я молча кивал, делая пометки в блокноте. Профессора, почувствовав мой искренний интерес, говорили все более откровенно, предлагая конкретные меры по спасению сельского хозяйства. Многие из их идей совпадали с тем, что я и сам планировал внедрить, зная из своего «будущего» о трагических последствиях сталинской аграрной политики.

К полуночи основной план был готов. Его предстояло защищать на Политбюро, и я понимал, что это будет нелегкая битва. Но человеческие жизни стоили любого риска.

— Спасибо, товарищи ученые, — искренне поблагодарил я Вавилова и Тулайкова. — Завтра начинаем действовать.

* * *

Заседание Политбюро, на котором я представил план спасения сельского хозяйства, состоялось через три дня. Сталин, услышав о моей инициативе, не стал откладывать обсуждение этого критического вопроса.

Свердловский зал Кремля, где проходило заседание, выглядел торжественно и строго. Члены Политбюро сидели за длинным столом, покрытым традиционным зеленым сукном.

Сталин занимал председательское место, выделяясь на общем фоне своей характерной военного покроя курткой без знаков различия. Его желтоватые глаза внимательно следили за всем происходящим, а пальцы неторопливо разминали табак для трубки.

По правую руку от него сидел Каганович, только-только оправившийся от опалы, связанной с борьбой против ССЭС. По левую — Молотов, потерявший пост председателя Совнаркома, но сохранивший влияние. Дальше располагались остальные члены Политбюро — Ворошилов, Калинин, Киров, Куйбышев, Орджоникидзе, Микоян, Андреев.

Я стоял перед ними, разложив на столе карты, диаграммы и графики, подготовленные Тулайковым и Вавиловым.

— Товарищи, — начал я без предисловий, — страна на грани продовольственной катастрофы. В ключевых сельскохозяйственных регионах, складывается критическая ситуация. Запасы продовольствия истощены. Посевной материал отсутствует. Тягловый скот вырезан или пал. Колхозники бегут из деревень. Если мы не примем экстренных мер, миллионы людей обречены на голодную смерть.

В зале стояла напряженная тишина. Даже Каганович, обычно готовый спорить по любому вопросу, молчал, избегая смотреть в мою сторону.

Я продолжил, указывая на карту:

— Вот данные по озимым посевам. Площади сократились на тридцать процентов по сравнению с прошлым годом. Состояние посевов неудовлетворительное. Яровой сев под угрозой срыва из-за отсутствия семян, инвентаря и тягловой силы.

— Кто виноват в такой ситуации? — резко спросил Каганович. — Очевидно, вредители и саботажники на местах. Кулацкие элементы, пробравшиеся в колхозы…

— Виновата система, товарищ Каганович, — твердо ответил я. — Система насильственной коллективизации и продразверстки, которая разорила деревню и лишила крестьян стимула к труду.

В зале повисла тяжелая тишина. Критиковать линию партии в коллективизации было равносильно самоубийству. Но я понимал, что только прямой разговор может спасти ситуацию.

— Продолжайте, товарищ Краснов, — негромко произнес Сталин, раскуривая трубку. — Что вы предлагаете?

— Я предлагаю коренную реформу сельского хозяйства, — ответил я, переводя взгляд на вождя. — Включающую следующие меры. Первое — немедленное прекращение насильственных хлебозаготовок и переход к системе контрактации. Государство заранее заключает договоры с колхозами на поставку определенного количества продукции по фиксированным ценам.

Я перевернул лист с диаграммами:

— Второе — внедрение системы материального стимулирования в колхозах. Часть урожая после выполнения обязательств перед государством остается в распоряжении колхоза и распределяется между колхозниками в зависимости от их трудового вклада. Принцип простой: кто лучше работает, тот лучше живет.

Молотов нахмурился:

— Это напоминает возврат к частнособственническим отношениям, товарищ Краснов.

— Ничего подобного, товарищ Молотов, — парировал я. — Собственность на землю и средства производства остается общественной, колхозной. Мы лишь приводим в соответствие вознаграждение за труд с его количеством и качеством. Разве не этому учит нас марксизм? «От каждого по способностям, каждому по труду».