Прорывая мрак времён

— Катя…

Упивался горячими потоками, вырывающимися изнутри и уносящимися к вершине наслаждения. Закрыл глаза, уткнулся в волосы любовницы. Тело содрогалось, выплескивая желание — мгновенный бросок вниз, к полнейшему опустошению…

Секунды… минуты… удары сердца будто отбивали ритм на скачках. Тяжело дыша, возвращался в неприглядный и ненавистный мир — сознание прояснялось. Рокот крови в голове утихал, уходила пелена с глаз — в объятиях… Тора. Напряжена, смотрит внимательно, с осуждением и испугом. Ситуация бредовая, но ничего не поделать. Он сволочь… даже хуже — тварь последняя и говорить не надо. Отстранившись, снял «резинку», швырнул в мусорку. Натянул джинсы, поднял вещи Торы и, придержав, протянул:

— Было чудесно, — выдавил, заставив себя глядеть в глаза любовницы. Виновен! Будь мужчиной — отвечай! Паскудой потом в стену будешь биться.

— Меня зовут То-ра! — нарушила молчание подруга. — Могу смириться с тем, что ты всё время грёзишь Нойли, — негодование в дрожащем голосе правдивыми словами больно ударяло по совести, — мне даже плевать, что любовниц у тебя половина города, но чтобы во время секса меня называли чужим именем… это слишком! Что за Катя? Новая Нол? — в карих глазах читались упрек и обида. — Да кто я для тебя в самом-то деле?

— Прости, — искренне сожалея, шагнул навстречу и замер. Если обнимет, это обострит чудовищность совершенного. Стремительно вышел из кабинета, хлопнув дверью. К злости на себя прибавилось отвращение. Не получил, что хотел, а хуже того — использовав, унизил Тору.

Глава 16

Улярик посмотрел на спящую Катю и улыбнулся. Забавная, а точнее — чокнутая. Столько выпить водки — уму непостижимо. Русская, а акцента почти нет. Хотя, кто её знает, может, корни русские, а на родине давно не жила. Нужно будет Дориану перезвонить. Одно из условий, выдвинутых Марешами при продаже дома — сообщать обо всех заехавших в Кренсберг. Ведь Дориан ещё помог с покупкой бара. Неприятно, словно предавал знакомых, но нарушить обещание — нехорошо. К тому же ничего преступного не делал и специально не вызнавал. Что услышал, кого увидел, о том и говорил.

Улярик свернул с трассы на второстепенную дорогу к «Ирже-Шперген». Остановившись на парковке возле мотеля, дотронулся до плеча Кати:

— Катя. Ка-тя…

Спит, как убитая. Откинулась на спинку и прислонилась виском к стеклу. Руки сложила на груди. Как же её разморило! Странная, но притягивающая. Интересно, откуда в городе и что здесь ищет? Улярик аккуратно убрал прядь с её лица, мешающую рассмотреть незнакомку. Черты смягчились — жёсткость ушла. Не красавица, но внешность необычная. Аккуратный нос, полноватые губы. Когда в баре встретился с взглядом, еле заставил себя отвернуться. Глаза завораживающие. Раскосые, зелёные, с тёмной окантовкой… как у кошки.

— Катя… — позвал тихо.

Спит! Надо отнести домой, а самому ехать на работу. Поискать у неё ключ от номера? Так! Куртка, с двух сторон карманы. Ещё есть внутренний, но туда не полезет. Нерешительно скользнул ладонью в ближний. Вой, испугав, прозвучал близко. Сердце неистово застучало — отшатнулся от русской. Кожу на запястье обожгло — пальцы Кати сомкнулись, словно щупальце осьминога. Улярик ахнул. Боль, как яркая вспышка света в затенённой комнате. Медленно угасая, оставляла покалывания. Кровь отхлынула от щёк, оставив расползающийся холод. Катя не моргала — изумрудные глаза недобро сверкали.

— Что с тобой? — всматривался — показалось или нет. Озлобленность на лице пугала. Пошевелился — Катя всё ещё цепко удерживала руку. — Ключи… Искал ключи. Тебе же надо домой. Когда будил, ты не проснулась.

— Что…

— Ключи, — повторил медленно, — чтобы открыть дверь. — «Щупальце» разжалось, и по коже побежали словно колючки. Зашипев от боли, усердно растирал запястье — кровь постепенно возвращалась. Покосился на русскую: — Да и номер не мешало бы узнать.

Алкоголь явно брал своё — Катя откинулась на спинку сидения и потянулась.

— Одиннадцать, второй этаж, — зевнув, прикрыла рот. — А вот ключ… спасибо, у меня свой.

Чокнутая неспешно выудила позвякивающую связку с брелоком в виде фигурки лося из кармана, помахала перед носом и спрятала обратно.

Чудесно! Она с большими «тараканами». Опешив, выдавил:

— Понятно…

Придя в себя, аккуратно вытащил засыпающую девушку из машины и понес в гостиницу. Несмотря на чудаковатость ноши, сердце замирало от нежности. Катя прижалась крепче, обвив шею. Лёгкая и хрупкая. По телу побежала горячая волна — нравилось держать дикарку в объятиях. А если бы ещё не напивалась, то вообще полный улет. Чокнутая — не страшно, наоборот дух захватывало. Интересно, что отчебучит дальше? Жуть, как хочется узнать поближе. У входа в мотель замер. Катя глубоко задышала. Принюхивалась? Чуть отстранился. Губы надуты, крылья носа раздувались, брови нахмурены, на лбу морщинки — недовольна. Выждал несколько секунд — лицо посветлело, разгладилось. Катя потёрлась щекой и… замурлыкала. Да она просто обворожительна. Главное, сдержаться. Обещал, что не воспользуется слабостью, так и сделает. Зашёл в мотель — никого. Проходя мимо ресепшна, притормозил, услышав знакомый мужской голос:

— Олафсен? — Фроде выглянул из подсобки. Полноватый администратор поспешил навстречу — на лице застыло удивление.

— Здорово, — Улярик натянуто улыбнулся: — Значит, это твой отель?

— Да… — достав платок, Лерстерн промокнул скатившуюся каплю пота с облысевшего лба и посмотрел на Катю. — Что с ней?

— Уснула… не бросать же на дороге.

Повернулся и направился к лестнице.

— Где подобрал? — не унимался Фроде, следуя по пятам.

— Лерстерн, всё отлично, — отрезал как можно непринужденней и мягче. — У меня в баре. Стало плохо. Решил отвезти домой.

— А почему ты? — Фроде пухлыми руками теребил платок. — Мог бы такси вызвать.

— Мог бы, но она мне понравилась. Побоялся, что воспользуются. — Лерстерн посмотрел с недоверием, и вновь утёр влажное лицо. Улярик выискивал нужные слова: — Слушай, она, конечно… мало весит, но всё же… не могу держать вечность. Ты меня знаешь. Я не причиню вред.

— Да, конечно, — Фроде неуверенно кивнул. Лёд в серых глазах растаял: — Прости. Ты должен понять… Молодая, привлекательная. Только приехала, и тут же с мужчиной…

— Перестань! Отнесу и сразу же уйду. Время засекай, ангел-хранитель.

Лерстерн шумно выдохнул. Улярик развернулся и размашистым шагом поднялся по ступеням, кожей ощущая пристальный взгляд Фроде. У номера с цифрой одиннадцать выудил из кармана Кати ключ и открыл дверь. Небольшой квадратный коридор. Войдя, двинулся наугад — прямо. Девушка притянула за шею и мягкие, горячие губы ненавязчиво коснулись. Замер. Сомнения терзали душу — нет… она пьяная — обещал. Решительно вошёл в комнату, стремительно направился к постели. Наклонился, бережно укладывая… Катя, крепко держась, прильнула с большим пылом. Поцелуй страстный и требовательный. Предрассудки улетучились, голова закружилась от чувственности хрупкого тела. Улярик ответил — опустился, вминая в матрац. Комната перевернулась в сопровождении мерцающих искр. Спиной приземлился на мягкое, и уставился на Катю, восседающую сверху. Вздохнуть не смог — девушка крепко удерживала горло.

— Ты чего? — выдавил, схватившись за её руки. Потянул — разжать не получилось. Сознание постепенно меркло.

— Это называется «только»? — прошипела русская.

— …Сама… целовала… — в накатывающей пучине будто искрился планктон, — пальцы на шее ослабили хватку. Улярик судорожно вздохнул. Внутри резало, словно стекла наелся. Зайдясь кашлем, усердно отдирал «щупальца» — никак. — Ты… настойчивая. Я… ответил.

— Ответил? — огорошено прошептала Катя с идиотским выражением лица как в машине… и соскользнула на пол.