Прощание по-английски

Видя, что мои логические доводы на клиента не действуют, я решила применить нестандартный ход.

— Выпить хочешь?

Виолетта немедленно оживилась. Девушка вынула из кармана пачку бумажных платочков, высморкалась и утерла слезы. Я притащила бутылку коньяка из бара и два стакана. Для коньяка они никак не подходили, но мне было не до этикета. Виола порылась в кармане кофты и извлекла подтаявшую шоколадку.

— За твое спасение! — провозгласила я. Мы сдвинули бокалы. — Теперь, если не будешь делать глупостей, проживешь до ста лет. Это примета такая.

Виола выпила и приободрилась.

— Спасибо тебе, Женя! — наконец смогла улыбнуться девушка. — Ты ведь мне жизнь спасла. А я еще сопротивлялась, когда папа тебя нанимал… Если бы я была одна в машине, я бы ни за что не сообразила, что делать. И этот гад меня пристрелил бы. Думать не хочу, что было бы с папой…

— Это моя работа, — ответила я. — Кстати, у тебя есть идеи, кто бы мог на тебя покушаться?

Виолетта подняла глаза к потолку.

— Только не сочиняй, пожалуйста! — поспешно сказала я. Девушка скосила глаза к носу и сделала добрый глоток из стакана. Правильно, лучше молчание, чем откровенное вранье…

И кстати, кому предназначались деньги в твоей сумочке?

— Ты что, обыскивала ее?! — подскочила Виолетта.

— Вообще-то да. А что?

— Да какое ты имела право… — ненатурально начала кипятиться девушка, но я оборвала спектакль самым жестоким образом:

— Вообще-то я тебе вчера жизнь спасла. Уже забыла?

Виолетта сникла и виновато покосилась на меня.

— Я не могу сказать, — тихо проговорила студентка.

— А откуда у тебя оружие? Двадцать пятый калибр, производства Польши?

— А, это мне Войтек дал! — глядя на меня честными глазами, ответила британская студентка.

— Войтек?!

Образ спортсмена уже начал стираться из моей памяти, но меньше всего он ассоциировался у меня с огнестрельным оружием.

— Ну да! Я пожаловалась ему, что у меня неприятности, и он дал мне пистолет. Даже стрелять научил.

— Да ну? — удивилась я. — И как же он провез пистолет в Россию? Ведь вы летели самолетом?

— Не знаю, — пожала плечами Виолетта. — Он, вообще-то, не такой лопух, каким кажется. Если Войтека разозлить, он может быть очень опасным!

Вдруг девушка принялась отчаянно зевать. Бессонная ночь, пережитый страх, боль и шок отступали под могучим воздействием коньяка. Чего я и добивалась… Незачем девочке сидеть и раз за разом переживать ужас этой ночи. Человеку в таком возрасте несвойственно задумываться о своей смертности. Пусть лучше Виола поспит.

— Тебе лучше пойти в постель, — посоветовала я. — И проспать до обеда. А там посмотрим, как жить дальше.

— Надо… Надо навестить папу… Только не говори ему ничего…

Виола, пошатываясь и зевая, скрылась за дверью спальни.

Я выждала минут пять, для страховки, и только потом заперла дверь на ключ. Для очистки совести я разыскала Лилию Адамовну и попросила присмотреть за Виолочкой в случае чего. Ну, то есть вдруг девушке взбредет в голову покинуть безопасный дом и отправиться с пистолетом и полной сумочкой денег навстречу приключениям. Конечно, Виола не настолько безумна, чтобы на следующий день после покушения исчезать от бдительного ока охраны, но береженого бог бережет…

Лилия Адамовна неодобрительным взглядом смерила хозяйский коньяк и пообещала быть бдительной. А я отправилась в лес.

Я собиралась поговорить с Романом. Понимаю, как это звучит. Но мне необходимо было увидеть доктора биологических наук вовсе не потому, что я по нему соскучилась. Я должна была рассказать ему и другим биологам о покушении. А не то к ним в лагерь нагрянет полиция. Ведь любой из находящихся в Шишках людей попадает под подозрение. Ну не сообщать же такую новость по телефону…

До лагеря я добралась быстро. Роман воспринял новость на удивление хладнокровно — сквозь зубы процедил: «Приму к сведению. Спасибо, что предупредила». И всё.

Зато остальные охали, ужасались и расспрашивали меня, как все было. Я не стала сообщать биологам никаких подробностей, обрисовала ситуацию в общих чертах. Не хотелось надолго оставлять Виолетту без присмотра, поэтому я вскоре простилась и отправилась в обратный путь.

Я человек городской, в лесу чувствую себя не так уверенно, как в городских джунглях. Конечно, я владею навыками выживания в дикой природе, нормально ориентируюсь на местности, но все равно в лесу я ощущаю себя так, словно на меня смотрят тысячи глаз. И вовсе не потому, что у меня тонкая душевная организация или богатая фантазия. Вовсе нет. Фантазия у меня — примерно как у тостера, так мне и в «Сигме» говорили. А душевная организация… При моей работе про всякие нежности лучше забыть.

В общем, с душевной организацией все понятно. Но сейчас у меня была полная иллюзия, что за мной наблюдают.

Я даже проделала парочку обманных маневров — к примеру, внезапно остановилась и долго прислушивалась, не хрустнет ли ветка, не выдаст ли себя мой преследователь громким дыханием или случайным движением… Но все было тихо. Тогда я решила действовать по-другому. За поворотом тропинки я подпрыгнула, ухватилась за ветку старого дуба, подтянулась, и вот я уже сижу в удобной развилке, наблюдая за тропинкой.

Прошла минута, другая… Мне показалось, что смутная тень мелькнула в подлеске. Эх, жаль, бинокля нет…

В этот момент совершенно с другой стороны послышался шум — треск веток, механическое жужжание, и на тропу подо мной въехал Миша Шишкин в инвалидном кресле.

Признаюсь, я разинула рот. Удивить меня сложно, но тут я не знала, что и думать. День был холодный, ветреный. Одетый в легкий спортивный костюм мальчик двигался по лесу совершенно один, без провожатых. Интересно, чем, черт ее подери, занята эта дура Оксана?!

Я уже собиралась спрыгнуть, но побоялась напугать ребенка. Подождем немного…

В этот момент кресло наткнулось на торчащий из земли корень и застряло. Миша напрасно дергал рукоятки. Моторчик надсадно жужжал, колеса крутились вхолостую. Наконец мальчик сдался. Он заглушил мотор и отчаянным броском выпал из кресла прямо на землю.

Миша Шишкин лежал и плакал, громко, как плачет человек, когда точно знает — никто его не слышит.

Делать нечего, ситуация патовая. Я зашуршала сухими листьями. Миша насторожился. Слезы у мальчика мгновенно высохли, маленький инвалид побледнел и облизнул губы. Ему явно было страшно.