Прощай, Византия!

— Нинуша, послушай меня, я дам тебе совет: ситуация, видимо, такая, что надо оттуда бежать без оглядки. Хочешь, мы с Катей приедем за тобой прямо сейчас?

— Вадик, нет, что ты, я не могу.

— Забирай пацана и уходи. Ну, хочешь, я сам позвоню этому твоему Марку, скажу, чтобы он сейчас же ехал с нами за своим сыном и тобой?

— Нет, я должна остаться. Будет только хуже. Дай мне, пожалуйста, Катю. — Голос Нины был тих, но тверд. В трубке что-то шумело, лилось, словно разговор проходил на берегу быстрой реки.

— Я говорю из ванной, воду включила, — зашептала она, когда Катя схватила трубку. — У нас тут — словами этого не передашь. Из тех, кто еще жив, никто не спит. Катя, что же это.., как же это могло случиться — ведь их убили прямо на территории больницы!

— О том, что Константин с женой собираются в центр акушерства и гинекологии на Пироговку, домашние знали?

— Конечно, всем это было отлично известно. И я тоже с Левой хотела ехать, ты же знаешь. Марк должен был позвонить и…

— Он сейчас у вас?

— Нет. Ирина настаивала, чтобы его вызвали. Но Ираклий…

— Что Ираклий?

— Он сказал, чтобы она не совалась, когда ее не спрашивают. Они кричали друг на друга. Катя.., это страшно в такой момент. Но их можно понять, они все в ужасном состоянии. Они смертельно напуганы.

— Все напуганы или кто-то только делает вид? Нина не ответила. Катя слышала шум воды. Ниагара…

— Так как же он смог уйти — этот ваш киллер, стрелок? — спросил Кравченко, после того как разговор закончился.

Катя сидела на постели. Она сама всего несколько часов назад так же настойчиво и отчаянно допрашивала об этом же самом тех, кто входил в оперативную группу, работающую по делу Абакановых.

— Он ушел, Вадик, — ответила она.

— Его что, ждала возле больницы машина или он по-простому, на своих двоих оттуда убрался в общей суматохе? Там же снегу полно в парке-то, следов небось до фига. Собаку-то ваши хотя бы применяли, чтобы пути отхода установить?

— Туда Москва выехала, наши только потом. — Катя отбивалась, он словно обвинял ее в произошедшем (разговор происходил при свете ночника в третьем часу ночи). — Конечно, собаку пустили, только все без толку. Наши мне сказали, что место, откуда он стрелял, — корпус, закрытый на ремонт, — подоконник на втором этаже, пол в коридоре и в бывшей операционной был густо обсыпан красным перцем. Поэтому собака след не взяла. И в сугробах, в снегу он не наследил. После выстрелов, когда началась неразбериха, тихо вылез через то самое окно, через которое и забрался внутрь корпуса, и пошел по расчищенной тропинке к воротам. На территорию больницы как раз начали пускать посетителей к больным, так что народу шло много. Он просто смешался с толпой.

— Просто… Это что, тебе умник твой из розыска всю эту лапшу на уши повесил? — зло спросил Кравченко. — А где он сам-то был, когда этого парня и его жену беременную там убивали?

Так Драгоценный мог говорить только об одном-единственном человеке, которого никогда, ни при каких обстоятельствах принципиально не называет по имени.

— Его в Волгограде ранили. Он… — Катя всхлипнула. — Зачем ты так жесток, Вадик? Ты же ничего про Колосова не знаешь!

— А, понятно. Он все знает, а я ни хрена. Он умный, а я дурак, значит. Так что ж ты, мой зайчик, дураку все время на умника жалуешься?

— Я не жалуюсь, я.., прошу совета, помощи у тебя. Ты мой муж.

— Ну, мерси, что хоть это ты еще не позабыла. Катя молчала.

Ей вспомнилось, как она сама всего несколько часов

Назад буквально кричала на Колосова: «Как же вы снова все прошляпили? Как позволили ему так безнаказанно уйти?» Какое у него было лицо…

— Чего его, умника, в Волгоград в разгар таких событий вдруг понесло? — буркнул Драгоценный.

Катя закрыла глаза. Или ругаться, или обсуждать ситуацию, советоваться… Ей хотелось вскочить, схватить Вадима за ухо, как нашкодившего мальчишку: «Не смей со мной так разговаривать, не смей. Слышишь?» Но она только вздохнула глубоко-глубоко, усмиряя свой гнев. Или ругаться, или обсуждать, спорить…. Что важнее? В спорах рождается истина.

— Он ездил разбираться с одной версией, — тихо ответила она, — которую нам так некстати и не вовремя навязали…

Кравченко хмуро слушал.

— Ведь вы, по сути, работаете с внедренным агентом. То есть, с профессиональной точки зрения, почти в тепличных условиях, — сказал он. — Что же так бездарно-то Нинкины возможности используете, а?

— Ты мне это говоришь?

— А кому же еще? Она у тебя на связи. Ты за этот участок отвечаешь. А вы с ней как дефективные «точка — тире» по мобиле друг другу шлете.

— Она не может мне оттуда звонить, это рискованно, поэтому мы шлем SMS-сообщения.

— Ну да, про портрет генерала Абаканова: ах, какой он был интересный мужчина, — хмыкнул Кравченко. — Что, я не знаю, что ли, вас? Совсем дурачок?

— Мы с Ниной делаем все, что можем, — обиделась Катя. Странно, обличать Колосова Вадим вдруг резко перестал после того, как она поведала ему волгоградскую эпопею с раскрытием убийства семьи Мужайло и задержанием Юргина и Рощук. Объектом несправедливых нападок стала она — Катя. Или все же нападки эти в чем-то справедливы?

— Значит, версия мстителя отпала категорически? — спросил Вадим.

— Вадик, я всегда считала ее искусственной, не правдоподобной. Это только Ануфриев и его начальство могли такое выдумать!

— Насколько я понял из твоего лепета, в эту версию верят сами Абакановы?

— Да, но…

— На кону стоят горно-обогатительный комбинат, миллионный капитал, квартиры, земельный участок в несколько гектаров в правительственной зоне, где сотка стоит под девяносто тысяч «зеленых», а вы это игнорируете?

— Да я сто раз Никите твердила про корыстный мотив, про раздел наследства! — малодушно воскликнула Катя. — Он же у нас как Фома неверующий, ему кажется, что в простоте правды нет. Что чем сложнее, тем ближе к истине!

— А кто тебе сказал, что правда именно в простоте? — хмыкнул Кравченко. — А где же место хитрости, интриге? Ладно. К счастью, этих ваших Абакановых в живых осталось совсем немного. Ты их видела. Кого ты — лично ты — подозреваешь? Кто мог нанять стрелка для устранения родственничков-сонаследничков?

— Мне еще вчера казалось… Вадик, это сложно сказать. Я их видела дважды, и каждый раз в их доме творилось бог знает что. Теоретически убийства могли заказать трое: Константин, Ираклий и Павел. Честно говоря, я, да и Никита тоже, больше остальных подозревала именно Константина.

— Потому что он самый деловой, что ли?

— Ну конечно. Видишь, как опасны стереотипы в таких делах. А теперь его застрелили, и.., их осталось всего двое. Ираклий — прямой наследник, Павел, двоюродный брат, — косвенный, но если все Абакановы умрут, все достанется ему.