Прощай. Ты мне изменил

Думаю, я уже этого не узнаю. Потому что я спокоен как никогда. И совершенно не настроен выходить из себя.

— Ты что-то хотела? Я немного занят. — делаю вид, что хочу выпроводить её из кабинета, демонстративно перелистываю бумаги. На самом деле — мне нужно, чтобы она задержалась. Потому что сегодня её последний день здесь. Хоть она этого и не знает.

— Какой ты угрюмый и недружелюбный… Непрофессионально! Надо быть ласковее с клиентами.

— Ты отвлекаешь меня. И поставь, наконец, на место фото.

— Всё-таки она простушка… как ты мог повестись? Или… ты чувствуешь себя полноценным только рядом со слабой и зависимой женщиной, да? — промурлыкала она. Её глаза горели, дыхание участилось, она подалась ко мне, ожидая… чего?

Я демонстративно сжал кулаки, приподнялся, надеясь что на лице у меня нарисован достаточно свирепый вид.

Кажется, это оно.

Её глаза заблестели ещё сильнее, она прикусила губу, с жадностью приникая ко мне взглядом.

Она хочет, чтобы я её ударил?

Что ж… удар будет. Но не физический.

Делаю вид, что с трудом справляюсь с гневом. Шумно дыша, сажусь и закрываю лицо руками. Мои плечи трясутся.

Кажется, Диана озадачена. И слегка разочарована. Это разочарование сквозит в её голосе, в лице, которое видно мне сквозь пальцы. И пренебрежение.

— Ты плачешь?

— Я рыдаю… От смеха! — я отнимаю руки от лица, на глазах моих и правда слёзы. Вытираю их, продолжая посмеиваться.

— Ох, Диана, Диана… что же тебе от меня нужно так сильно, что ты крутишься тут? Впрочем… уже неважно. Садись. — жёстко. Глаза прищурены, взгляд пристальный. — Нам надо серьёзно поговорить.

Диана лишь вскидывает брови. Она уверена в себе. Отодвигает стул, грациозно садится. Локти на стол, кулаками подпирает подбородок. Не дикая пантера — домашняя кошечка.

Не знает, что её ждёт.

Спокойно вытягиваю папку со всеми нужными копиями. Разворачиваю. Подталкиваю к ней.

Она принимает папку с недоверием и открывает со скучающим лицом. Листает.

Скучающе. Напроницаемо. С холодом в глазах. С напряжением.

Молчит.

Молчит.

Прокашливается.

— Что… что ты собираешься с этим делать? — низким, неверным голосом. Откашливается ещё раз.

Взгляд её — взгляд дикого зверя в засаде. Оценивающий. Настороженный.

Я не сомневаюсь, что она способна пойти на убийство. Если бы знала, что не будет последствий, что не подумают на неё — не колебалась бы ни мгновения.

Будто электрическая змейка проскользнула по моему позвоночнику. Все волоски встали дыбом.

Весь организм вопит: опасность!

Я откидываюсь на кресло, нарочито расслабленно.

— Пока — ничего.

— А… потом? — она облизывает пересохшие губы.

— И потом. Тоже ничего. Если ты уберёшься отсюда и дашь мне жить спокойно. И мне, и Кире, и всем моим родным и знакомым. — уточняю педантично, чтобы исключить недопонимание.

— И ты отдашь мне оригиналы? — непринуждённым тоном, но всё ещё низким, хрипловатым голосом.

— Ну, Диана! Как я могу тебе верить, зная всё то, что знаю? — киваю на папку. — Конечно же, оригиналы останутся в надёжном месте.

— А…

— А если со мной что-то случится — и не только со мной — копии отправятся, куда надо. Прости, мне пришлось подстраховаться. — качаю головой. — Ты страшная женщина, на самом деле. И если бы ты направила всю свою силу в другое русло… я был бы только рад и горд с тобой общаться. Но… сама понимаешь.

— Не надо. Читать. Мне. Морали! — она почти шипит — Слабак! Трус! Говоришь так, потому что сам не осмеливаешься на что-то большее! Моралист! Тряпка!

— Оскорблениями дело не исправить.

Она тяжело дышит. Лоб покрылся капельками пота. Глаза приобрели почти сумасшедшее выражение.

Пальцы хищно скрючились, потом сжались в кулак.

— Больше ничего от тебя не надо. Уезжай. Занимайся своими делами где-нибудь в другом месте. Раз я такой моралист, можешь быть уверена — я не нарушу данное мной слово. Хитрость, коварство и ложь я приберегу для работы.

Она глубоко вздыхает и справляется с собой. Миг — и она снова холодная, уверенная в себе женщина. Королева.

— Мне надо закончить кое-какие дела. — безапелляционным тоном.

Торгуется! Я почти в восхищении. Железный характер. Действительно бы его применить к чему-то полезному…

— Нет. — резко. — Тебя не должно быть здесь уже завтра. До вечера ещё полно времени, успеешь закончить дела.

В её глазах мелькает что-то… жуткое. Но быстро сменяется презрительным превосходством.

Не зря я подстраховался! От нее можно ждать чего угодно! Даже немного смешно становится — и это я хотел ей отомстить? Наивный…

Диана обольстительно улыбнулась и наклонилась вперёд:

— Что ж… теперь выслушай и ты меня…

Глава 50

Я сидела на веранде в кресле-качалке. Ярко светило солнце, по двору разливалось пока ещё летнее тепло. Воздух был чистый, свежий, прозрачный. Звуки разносились далеко-далеко.

Я чувствовала покой и умиротворение.

И жестокую боль во всём теле.

Передо мной в пыли копошились куры, по забору с деловым видом куда-то спешила соседская кошка. Далёким привычным фоном слышалось мычание коров, блеяние коз, забористый мат дяди Гриши, местного алкоголика — сельская романтика!

Я опрометчиво потянулась и громко охнула.

Как я вообще в это ввязалась???

И ведь сама захотела…

В тот день, когда я мечтала о собственной школе, состоялся знаменательный разговор с матерью. Она позвонила вечером, чтобы узнать, как у меня дела. И рассказать, как прекрасно, восхитительно, чудесно идут дела у неё.

И как только услышала, что мне плохо, сразу безапелляционным тоном заявила, что мне не хватает свежего воздуха. И физической работы. Давай, мол, отпрашивайся с учёбы по состоянию здоровья и дуй к тётке на дачу. Там всегда нужны рабочие руки.

И отключилась.

Не успев даже рассказать о своих жизненных успехах.

Через несколько минут мне уже перезванивала тётя Вера.

Мамина старшая троюродная сестра, когда-то предпочёвшая городу деревню. Троюродная — но роднее, чем некоторые родные.