Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
Бам! Хвать! И вот уже Даша заливается смехом, барахтается в Лелиных руках, так и норовя пнуть тетю куда-нибудь в живот, но промахиваясь и не попадая. А рядом хохочет Инна, не делая ни малейшей попытки вмешаться.
Вдоволь набарахтавшись, Леля отпустила Дашу, и потрясла головой.
– Моя голова накушалась песка, – заявила она, – вот поэтому я и не люблю строить замки.
– Это у нас с раннего детства любимое занятие, – улыбнулась Инна, – только раньше мы сами в песок головой ныряли, а теперь взрослых заставляем. Да, Дарья?
– Да! – Даше очень
Инна и Леля переглянулись.
– Зайка, иди сюда, – Инна подхватила дочь и усадила к себе на колени так, чтобы видеть ее перепачканную в песке мордашку, – я не знаю, когда мама приедет. Но если хочешь, мы можем ей позвонить.
Она поймала предостерегающий Лелин взгляд, но не остановилась.
Само собой, Даша тут же пожелала сама набрать номер, что с успехом и осуществила. Леля смотрела на нее, сосредоточенно прижимающую к уху трубку телефона, и чувствовала, как сжимается от жалости что-то внутри. Бедный ребенок.
– Мама! – Завопила вдруг Даша, подпрыгивая в Инниных руках, – привет!
Она смеялась, прыгала и столько счастья было в ее глазах, что «что-то» сжалось еще сильнее. Леля глянула на Инну и покачала головой – на ту было жалко смотреть: вся аж потянулась к телефону, ушами и всем телом. Идиотка.
– Мы строим замок с мамой и тетьлелей, – говорила тем временем Даша, – а бабушка сегодня будет печь пироги с картоплей. Мама, а что такое картопля?
По дрогнувшему Инниному лицу, Леля поняла, что этот вопрос сегодня уже звучал, и причина того, что он произносится еще раз, вовсе не в желании узнать ответ.
– Мама, а когда ты приедешь?
Даша выпятила нижнюю губу, слушая ответ. Инна обняла ее крепче, прижала к себе, но она не могла остановить порыв, с которым в следующую секунду Даша закричит в трубку:
– Мамочка!
И заревет горючими слезами.
Телефон упал на песок, но на него никто не обратил внимание – Инна обнимала дочь, гладила ее спину, голову, целовала макушку, шептала утешающие слова, но все тщетно – Даша рыдала так, будто в ее маленькой жизни стряслась настоящая, большая, непоправимая беда.
Леля затряслась от бессилия. В ней зрела бешеная, сумасшедшая злость на Лизу. Ну что за гадина такая, а? Бросила ребенка и в ус не дует. Сучка.
– Зайка, я с тобой. Я всегда буду с тобой, моя маленькая. Я тебя очень люблю и никогда тебя не оставлю. Доченька моя милая, хорошая. Я с тобой, моя заинька.
Инна шептала и шептала, и потихоньку Даша стала успокаиваться – она уже не рыдала горючими слезами, а тихо всхлипывала в маминых руках. Пока не затихла, обессиленная, уткнувшись в ее шею.
– Поехали? – Предложила Леля, собирая полотенце и как попало кидая в сумку Иннины вещи.
Инна молча кивнула, встала на ноги, с трудом удерживая Дашу на руках, но не желая ее отпускать, и пошла к машине.
Леля шла следом, глядя на то, как, едва передвигая ноги от тяжести, подруга все же тащит этого чужого в сущности ребенка, и думала о том, что похоже, родители – не
те, кто родил и не те, кто воспитал. А те, кто просто любит и готов быть всегда рядом.– Я не хочу к бабе, – заявила Даша дома, когда едва стоящая на ногах Инна выкупала ее в ванной и уложила в кровать, – я хочу с тобой.
– Конечно, зайка. Сегодня останешься со мной здесь.
– Нет! – Девочка села на кровати, вцепилась в Иннину руку и глаза ее снова налились слезами. – И завтра тоже! И совсем!
Инна колебалась недолго.
– Хорошо, доченька. Совсем так совсем. Завтра поедем к бабушке, заберем твои вещи, и поедем домой, хорошо?
Даша легла опять, но руку не отпустила. Улеглась на левый бочок, зевнула и уже сквозь сон сказала:
– И куклу заберем, и лошадку.
– И лошадку, – Инна наклонилась, поцеловала дочку в висок, – спи, моя хорошая. Пусть тебя снятся сладкие-сладкие сны.
– Как шоколадка? – Прошептала Даша.
– Как самая вкусная шоколадка.
Инна подождала, пока дыхание дочки станет совсем ровным, прикрыла ее простыней, и только тогда вышла из комнаты.
Зашла на кухню, выпила стакан воды, постояла молча у окна.
И пошла звонить Ольге.
Глава 22.
Первое из списка кладбищ встретило их разочарованием. Оказалось, что в нужном году на нем не было похоронено ни одной женщины с именем Александра. Замороченная и испуганная женщина из конторы, куда отправил их кладбищенский сторож, долго всматривалась в экран старенького монитора, водила туда-сюда мышкой, но в решении своем осталась непреклонна: ни одной.
Женька злилась, требовала посмотреть еще раз, и отстала только когда женщина разрешила ей самой перелистать список. Ни одной.
– Перестань, это же только первое, – утешила Марина, когда они вышли наконец на улицу.
Но со вторым все оказалось еще хуже. Там было целых четырнадцать Саш, и по какой-то неведомой причине похоронены они оказались в разных концах кладбища.
Очередная женщина за несколько зеленых купюр выдала им список с номерами могил, и вдвоем они долго бродили среди крестов и обелисков в поисках нужных.
Стояла жара. Ноги то и дело выскальзывали из шлепок и ударялись о потрескавшуюся и спекшуюся землю. Номера шли не по порядку, а как-то очень странно, а на некоторых обелисках их и вовсе не было.
Марине было еще хуже, чем Жене – она опрометчиво надела босоножки на шпильках, и они соскальзывали с мокрых от пота ног, так и норовя вывернуться и отломать каблуки.
– Господи, если б ты только знала, на ЧТО я ради тебя иду, – думала Марина, рассматривая очередной обелиск в поисках номера. Ей было не по себе – столько свидетельств чужой беды кругом, и хорошо если на фотографии старик или старуха, а ведь попадались совсем молодые, и даже дети!
– Все, – Женька махнула рукой и присела на скамейку около очередной могилы, – привал.