Просто мы научились жить (2010-2012)

– Дамы, я прошу прощения, но мне нужно к детям. Если хотите – предлагаю вам продолжить общение без меня.

Как и следовало ожидать, Ольга тут же начала прощаться. Как и следовало ожидать, Кристина решила остаться. И не успел на щеке Инны остыть прощальный поцелуй, не успел стихнуть звук захлопнувшейся двери, как она приступила к допросу.

– Ну и как это понимать?

– Никак, – пожала плечами Инна, – Кристин, от твоих тридцати минут осталось десять. О чем ты хотела поговорить?

– Что происходит? Кто эта шикарная женщина, которая так откровенно к тебе клеится?

– Это коллега по работе.

– Это я уже слышала, – от Кристины так просто не отстанешь, – ты с ней спишь?

– Нет.

Инна демонстративно открыла входную дверь и кивнула в ее сторону.

– Мои десять минут еще не прошли! – Возмутилась Кристина.

– Верно, но лимит хамских вопросов на сегодня исчерпан. Брысь.

Возмущаясь и стеная, Кристина послушалась. Инна закрыла за ней дверь, прошла в гостиную и взяла в руки фотографию в рамке, на которой были сняты они втроем – она, Лиза и Даша.

Все трое выглядели удивительно счастливыми, да ведь и были такими, были.

Инна вздохнула, коснулась губами Лизиного лица на фото, и, сглатывая слезы, прошептала:

– Мне очень тебя не хватает, моя девочка. Очень.

Поставила фото на место и пошла кормить детей мороженым.

***

– Где у вас тут вход в онкологическое отделение? – Женя за рукав поймала пробегающую мимо медсестру.

– Налево, вдоль тополей, и вниз, – на ходу ответила та, и побежала дальше.

– Замечательно, – проворчала Марина, – лесом, полем, полем, лесом, третий справа от луны.

Женя молча кивнула и пошла в указанном направлении.

За сегодня они уже седьмой раз спрашивали дорогу, но к цели так и не приблизились – возникало ощущение, что при строительстве этой огромной больницы у инженеров была отдельная задача – сделать так, чтобы некоторые отделения было просто невозможно найти.

Они бродили вокруг, внутри, по коридорам, шли через соединяющие разные здания перешейки, но увы – им попадались какие угодно отделения, кроме нужного.

– Смотри, тополя! – Марина схватила Женю за руку, и тут же отдернула, будто обжегшись. После вечера на корабле они по негласной договоренности избегали касаться друг друга – ограничивались только словами, без рук.

За тополями обнаружился пригорок, у подножия которого высилось небольшое трехэтажное здание, которое на поверку и оказалось онкологическим отделением.

Сердце Жени тревожно забилось. Они были близки к цели как никогда. Она осматривалась кругом, пытаясь представить, как жила здесь ее Ленка. Вот по этим аллеям она гуляла, на этих лавочках курила. А в какой-то из этих палат – спала.

– Идем же! – Видимо, Марина тоже почувствовала, что конец поисков близок. Она первая зашла в холл, поискала взглядом кабинет завотделением, и, постучав, решительно вошла внутрь.

Когда запыхавшаяся Женя вошла следом, Марина с пожилой толстой женщиной в белом халате уже листали вместе больничный журнал.

– Са-ви-на, – бормотала заведующая, перебирая фамилии, – да, есть такая. Лежала на третьем этаже, в триста второй палате.

– Как лежала? – Удивилась Женя. – Она не могла здесь лежать.

Марина не дала ей продолжить – схватила за руку, и потащила к выходу из кабинета, на ходу благодаря заведующую.

– Ну ты чего? – Возмущалась она всю дорогу наверх, на третий этаж. – Ей же надо было где-то спать, так? Значит, лежала конечно.

Об этом Женя как-то не подумала. Думалось вообще плохо – мысли отказывались выстраиваться в стройные цепочки, зато чувств было столько, что в груди не помещались.

На третьем этаже в их ноздри пахнул запах больницы – спирта, бинтов и лекарств. Марина пробежалась по коридору, отыскала сестринскую, и шагнула внутрь. Женя последовала за ней.

– Здравствуйте, – сказала Марина, останавливаясь перед заваленным бумагами и папками столом, – мы ищем Лену Савину.

– Леку? – Раздался из-за папок тонкий голос, и от того, что сказал этот голос, и КАК он это сказал, Женя чуть не рухнула в обоморок.

Нашли. Нашли, черт побери все на свете! Нашли!

– Да, Леку, – Маринина рука, вцепившаяся в Женину, дрожала как осиновый лист на ветру, – вы ее знаете?

– Кто ж ее не знает, – индифирентно заметил голос, – только почему вы ее тут ищете? Она у нас давно лежала, уж несколько лет как.

– Понимаете, – включилась в разговор Женя, – мы подумали, что она может сюда приходить, ну, по старой памяти…

– По старой памяти, девочки, на кладбище ходят, а не в больницу. Чего ей тут делать-то?

– На кладбище мы были… – Начала Марина, но Женя перебила:

– Понимаете, когда Саша умерла, это сильно на нее подействовало. И мы подумали – может быть, она ходит на могилку. Но саму могилу найти не смогли. Может быть, у вас сохранились записи, где ее похоронили?

За бумагами раздалось шебуршание, несколько папок упало на пол, и на свет божий появилась маленькая – метр с кепкой, не больше – девушка в белом халате и чепчике. Она посмотрела сначала на Женю, потом на Марину, шмыгнула носом и задала самый неожиданный вопрос, который только можно было себе представить в этой ситуации:

– Какая еще Саша?

Женя почувствовала, как у нее вскипает в голове что-то, путая и без того бессвязные мысли.

– Ну Саша. Александра. Женщина, которая лежала здесь одновременно с Лекой, у нее был рак, и они очень дружили. А потом она умерла, и…

– Вы чего, женщина? – Перебила малышка, покачивая чепчиком. – Лека тут вообще ни с кем не общалась. Какая еще Саша?

У Жени закружилась голова. Что за черт? Что за черт побери? Что за хрень, в конце концов, тут происходит?

Она сопротивлялась, но Марина все равно за руку вытащила ее из кабинета.

– Жень, пошли, Жень, – приговаривала она, спускаясь по лестнице, – пошли на улицу.

– Да какая улица? – Бормотала ничего не понимающая Женька. – Что за хрень происходит? Что она несет? Как это она ни с кем не общалась? Куда ты меня ведешь, мы же не распросили толком!

Но Марина не слушалась – силком вытолкала Женю на улицу, прижала к стене, и срывающимся от волнения голосом, сказала:

– Я все поняла, Жень. Я все поняла.