Психотерапевт

— К счастью, тогда она не знала, что ее жизнь оборвется в сорок три года. Так она сегодня сказала, — говорит Томас. — Я иногда спрашиваю себя, успела ли Нина подумать о том же, когда поняла, что вот-вот умрет.

Я возвращаю ему фотографию.

— Не надо.

— Простите, — спохватывается он. — Очень непрофессионально с моей стороны. После визитов к Хелен я сам не свой, но это, конечно, не должно отражаться на работе.

Я чувствую легкий укол разочарования из-за того, что я для него — работа.

— А еще я не успел пообедать, и, наверное, сахар в крови упал. У меня диабет.

Я вскакиваю:

— Что же вы сразу не сказали?! Я вижу, что вы какой-то бледный. Давайте я вас накормлю. Чего бы вам хотелось?

— Печенья или банана будет вполне достаточно.

— Это у меня есть, но я тоже еще не обедала и собиралась сделать себе омлет. С сыром и грибами — подойдет?

— Звучит изумительно, но я не хочу доставлять вам неудобство.

— Мне совсем не трудно.

Он достает телефон и кладет на стол.

— К сожалению, пока никаких известий об убийстве во Франции. Но, возможно, до конца недели что-нибудь появится.

— Я ничего не нашла о том, что убийцу поймали, — говорю я.

— Я тоже. Скорее всего, это означает, что дело до сих пор не закрыто. А следовательно, как я и предполагал, между этими двумя преступлениями вряд ли есть связь, тем более что они произошли в разных странах.

Я чищу грибы и рассказываю ему о разговоре между Евой и Тамсин, который услышала, когда пришла к Тамсин на кофе. Мне неловко, но очень хочется узнать, что он об этом думает.

— Лео известно о дырах в заборах между вашим участком и соседскими? — спрашивает Томас.

— Да, я ему сказала. Он решил, что это отличная идея.

— Простите, что спрашиваю, но как у вас с ним сейчас дела?

— Он здесь пока не живет.

— Мне жаль.

Я отворачиваюсь, не хочу думать о Лео. Выливаю взбитые яйца в две сковородки, ставлю их на слабый огонь. Подворачиваю поджарившиеся края к середине, жидкая часть из середины переливается на освободившееся место. Эти простые движения действуют на меня умиротворяюще.

— Вы знакомы с мужем Тамсин? — спрашивает Томас.

— Да.

— И что вы о нем думаете?

— На убийцу он не похож, если вы об этом.

— Понимаю, что не скажу ничего нового, но внешность бывает обманчива.

— Вы правы, эта истина мне уже известна, — с жаром произношу я, добавляя в омлет грибы и немного тертого сыра.

Томас сочувственно улыбается.

— Но если Тамсин считает, что у него был роман с Ниной... — начинает он.

— Не было у него романа, — тотчас говорю я и пересказываю наш разговор с Тамсин в кафе. — Впрочем, не знаю, насколько всему этому можно верить.

— Простите? — недоумевает он.

Я складываю оба омлета вдвое и слегка прижимаю сверху лопаткой, чтобы сыр расплавился.

— Меня не оставляет ощущение, что Тамсин морочит мне голову. Когда у меня спрашивали, как я узнала об убийстве, я всем отвечала, что мне позвонила журналистка. И с тех пор Тамсин волнуется: раз мною заинтересовались журналисты, значит, полиция наверняка снова занялась этим делом. Я все отрицала, но она наверняка думает, что я продолжаю общаться с этой журналисткой. И, возможно, нарочно меня дезинформирует! Два этих разговора произошли буквально друг за другом: один я подслушала, а в другом сама принимала участие, — и что-то в них не сходится.

— Ну, у меня пока складывается ощущение, что Тамсин изо всех сил старается убедить вас, что ее муж Нину не убивал. С другой стороны, она же сама рассказала вам, что он тяжело переносит отказы.

— Я очень хорошо представляю себе, что должны были почувствовать Ева и Тамсин, когда узнали, что у Нины был любовник, — говорю я, перекладывая омлеты на тарелки и относя их на стол. — Те несколько секунд на прошлой неделе, когда у меня появилось подозрение, что Лео знал Нину, были очень нелегкими. Наверное, даже у Мэри на мгновение мелькнуло сомнение насчет Тима. А уж он-то наименее вероятный кандидат.

Томас с восхищением смотрит на омлет:

— Выглядит чудесно, спасибо!

Он берет нож и вилку и снова поднимает на меня глаза:

— А вот интересно, почему вы так уверены, что Тима нужно подозревать в последнюю очередь? Ведь они с Ниной легко могли сойтись на почве интереса к психологии.

— Возможно. Но Тим и Мэри — по-настоящему крепкая пара. Как и Ева с Уиллом. Так что я бы поставила на Коннора.

Я сажусь напротив Томаса и из-под ресниц украдкой наблюдаю, как он ест. Мне нравится, что он сидит со мной за одним столом.

— Помните, вы сказали, что, возможно, волосы Нине отрезали как бы в наказание? — говорю я. — Но ведь если кто-то взялся ее судить и наказывать, не логичнее ли предположить, что это была женщина?

И тут же жалею о сказанном.

— Вы думаете о том же, о чем и я? — спрашивает Томас, вглядываясь мне в лицо.

— Не знаю, — отвечаю я, но на самом деле да, я думаю о том же, просто эта мысль слишком ужасна.

— У Тамсин определенно был мотив, — говорит он. — Мало того что Нина от нее отдалилась, так еще и мужа она стала подозревать в измене...

— Но она всегда считала, что Оливер не убивал Нину, — перебиваю я его. — Она с самого начала уверяла всех, что он невиновен. Зачем же ей было настаивать, что Нину убил не он, если убийцей была она сама?

— Потому что, как мы уже понимаем, она могла затеять хитрую игру. И вы ведь слышали, как она сказала, что на убийство способен любой?

Кажется, мы все-таки перегибаем палку.

— Нет-нет. Я уверена, что это не Тамсин. Не понимаю, как эта мысль вообще могла прийти мне в голову!

Я откидываюсь на спинку стула, потому что вдруг чувствую потребность физически отдалиться от Томаса и ото всего, что мы тут делаем. Но расстояние все равно недостаточное, поэтому я встаю и начинаю убирать со стола.

— Извините, но это уже чересчур. Может, просто примем версию, что это Оливер убил Нину?

— Как все здесь сразу и сделали, — говорит Томас.

— Может, это действительно был он?

Томас встает и забирает у меня тарелки.

— Может быть, — говорит он. — Но пока мы не будем в этом абсолютно уверены, я не успокоюсь. Ради Хелен и Оливера. Поверьте, если бы я считал, что он виновен, я бы не взялся за это дело. Но я вижу здесь слишком много нестыковок. К тому же Оливер поклялся Хелен, что это не он. Она говорит, что он не стал бы ей лгать. И я ей верю.