Пуговица, или серебряные часы с ключиком
Шрифт:
Неожиданно прервав рассказ, старик сказал:
— Мы не воры, Генрих. Нельзя нам ходить по рядам и брать чужое сено, понимаешь?.. Кровь-то идет?
— Нет, кажется, перестала, дедушка Комарек.
— Полежи, полежи еще немного. Потом мы с тобой в лес сходим, веток нарежем. Может, он и поест молоденьких веточек.
Наутро они выпрягли мерина, сняли шлею, всю упряжь, связали узлы и чемоданы и навьючили лошадь. Что не поместилось, оставили лежать на земле. Осторожно старый Комарек повел мерина через кювет, а затем прямиком по пашне. И покуда они шли так полем, они все время чувствовали, как оставшиеся на шоссе крестьяне
Тихо течет река Одер, неспешно и неумолимо.
Все они тоже притихли. Стоят и смотрят на противоположный берег. Вот спустились к воде, дали мерину напиться и пошли дальше на юг. Вскоре впереди показался домик и сарайчик при нем. Нигде ни души. На чердаке они нашли много сена. Мерин уже стоял по колено в сене, а они все подбрасывали ему.
Старый Комарек обошел берег. Потом все вместе они добрались до небольшой деревушки. У первого же дома их встретил скрюченный в три погибели мужичок. Скорей всего, он уже давно их приметил. Он привел их к реке и показал, где привязана лодка. Кругом валялось не меньше сотни велосипедов, тележек, всевозможных ящиков и картонок, даже две швейные машины. Скрюченный мужичок стоял и ухмылялся противной такой усмешечкой. Он заявил, что это одна-единственная лодка на всем берегу Одера.
— Ну, а если ты денег не берешь, что ж нам тебе дать? — спросил его Комарек.
Скрюченный пожал плечами и ухмыльнулся.
— Бедный мой Королевич! — причитала фрау Кирш. — Бедный мой Королевич!
«Как же с лошадью теперь быть?» — подумал и Генрих, когда они стали снимать с мерина узлы и чемоданы.
— Может быть, он сам за лодкой поплывет, фрау Кирш? — высказал он предположение.
Сразу же вмешался Скрюченный: вода, мол, чересчур холодна — ледяная.
— Доплывет! — сказал Генрих. — Наверняка доплывет.
— Холодная вода чересчур. Ледяная, говорю.
— Тогда возьми лошадь, а нас перевези, — сказал Комарек. — Сам видишь: нет у нас ничего.
Скрюченный покачал головой: чего там говорить, лошадь и так на этом берегу останется.
— Лучше зарежем, чем тебе оставлять! Хоть наедимся досыта, — возразила фрау Пувалевски.
Все сразу заспорили о судьбе мерина. Мальчик принялся умолять Комарека, чтобы мерина не резали.
— Вы тоже не хотите? Правда, фрау Кирш, вы не хотите, чтобы его зарезали?
Но многие высказались за то, чтобы зарезать мерина. Скрюченный не участвовал в споре, только глазки его перебегали с одного говорившего на другого. Он-то знал: не смогут они зарезать лошадь. Понял он и то, что мальчишка много значит для старика. Сам-то он хорошо понимал: барыш от него не уйдет, и только радовался, глядя, как они спорят из-за старой клячи.
— Вы обещайте нам, что не зарежете его! — просил Генрих.
Скрюченный только ухмылялся.
Комарек расстегнул кошачью телогрейку и достал из кармана кожаный мешочек. Долго он что-то расстегивал, потом развернул тряпочку.
— Нет, нет, дедушка Комарек! — закричал мальчик. — Не надо!
Скрюченный мельком взглянул на часы и тут же сунул их в карман. И снова эта усмешечка! Фрау Сагорайт вышла вперед и сняла с пальца кольцо.
— От матери мне в наследство досталось, — произнесла она и опустила кольцо на сморщенную ладонь.
Но Скрюченный и после этого не опустил руки, а держал ее все так же открытой, хищно поглядывая на золотые часики фрау Сагорайт. Она медленно сняла их.
Скрюченный, склонив голову набок, переводил взгляд с одного на другого: нет ли еще какой поживы.— Нет, у нас ничего нет! — хором завопили сестры-близнецы, вцепившись в старую кожаную сумку.
Скрюченный подступил к ним вплотную, ухмыльнулся, и они отдали ему сумку. А он вывернул ее наизнанку: на землю посыпались пачки денег — может быть, десять, а может быть, и пятнадцать пачек. Но Скрюченный взял только небольшой ларец, вывалившийся вместе с деньгами. Он даже не открыл его, а сунул в большой карман куртки. Сестры-близнецы бросились подбирать пачки денег и прятать их снова в старую кожаную сумку.
Только теперь Скрюченный ушел. Они долго ждали его. Наконец он явился с веслами.
Четыре раза лодка переплывала через Одер.
И вот все они стоят на другом берегу и смотрят, как уплывает лодка, как Скрюченный равномерно опускает весла в воду…
А на том берегу рядом с кучей велосипедов стоит мерин. Он поднял голову, но не посмотрел в их сторону. Должно быть, что-то другое заставило его прислушаться.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Совсем как у нас в деревне на озере Гольдап! — думал Генрих. — И совсем все другое…»
Он сидел на подставке для молочных бидонов, болтал ногами и смотрел на деревенскую улицу. Рядом стоял фанерный чемодан. Было утро того весеннего дня, когда в тот год на каштанах раскрылись почки.
Жители деревни копали ямы. Подтаскивали солому. Потом опускали в ямы ящики и мешки с зерном, покрывали все соломой и досками и… закапывали.
Позади Генриха вышел из своего дома хозяин, коренастый, с большим шрамом через весь лоб — от осколка гранаты, должно быть. Поглядел вправо, поглядел влево и убедился, что непосредственная опасность еще не грозит. Заметив мальчишку на высокой подставке, он сказал:
— Господи боже ты мой! Сидит тут и глаза таращит! — и снова скрылся в доме.
Генрих все сидел и смотрел, как жители покидали свои жилища.
Из помещичьей усадьбы вышел человек с огромной скрипкой на спине. Рядом семенила девочка с рюкзаком. У нее были тоненькие ножки и огромные глаза. Неожиданно человек со скрипкой спохватился: оказывается, он не снял свастику с воротничка. Человек положил скрипку на землю и сорвал круглый значок. Генриху очень хотелось спросить, можно ли играть на такой большой скрипке. Он такой никогда не видел. Но девочка вдруг почему-то вцепилась в рукав отца и заплакала. Мать ее, шедшая сзади, тоже плакала. Бросив значок, человек снова взвалил скрипку на спину и зашагал вперед.
Среди жителей, покидавших деревню, шла и фрау Сагорайт. Она шагала рядом с пастором в черном облачении.
— Нет, нет, фрау Сагорайт, я еще подожду немного, — сказал Генрих.
Мимо прошла семья лесничего. У него самого был заткнут рукав в карман. Значит, он без руки! Но за спиной висит ружье. Мать ведет за руку четырехлетнюю девочку. Девочка хнычет: требует, чтобы ей дали куклу. В конце концов мать возвращается в дом и приносит куклу. Лесничий, подняв голову, поглядывает на каштаны.