Путь тени

Поморщившись, старик почесал бровь:

– Я уже сказал тебе, девочка: простой караванщик, даже проживший такую долгую жизнь, какой была моя, не станет задумываться ни о чем подобном. У него есть вера – дорога, которой он следует. И все. Спросить караванщика – "Зачем ты идешь вперед?" то же самое, что спросить смертного – "Зачем ты живешь?" И тот и другой могли бы остановиться, однако никто с этим не спешит… Да, смерть неизбежна, но если бы мы только и делали, что думали о ней, у нас не осталось бы времени на то, чтобы жить.

– Но в легендах так много говорится о смерти…

– Они сами и объясняют причину.

– Разве?

– Конечно. Достаточно внимательно прочесть хотя бы одну, чтобы понять.

– Наверно, я невнимательно читала. Скажи! Я… Мне нужно знать!

– Чтобы смертные не боялись смерти. Зачем же еще?

– Пугать смертью, чтобы убить страх? – это показалось ей настолько невероятно странным, что Мати чуть было не рассмеялась и только серьезный взгляд хозяина каравана заставил ее сдержаться.

– Людям свойственно бояться того, чего они не знают, смиряясь при этом с неизбежным, если понимают, что оно представляет собой.

– А почему же легенды не рассказывают почти ничего о том, что будет после пробуждения от вечного сна? Просто говорят, что однажды это произойдет – и все?

– Чтобы в вечном сне нам являлись разные образы, воспоминания минувшей жизни.

Вместо того чтобы всем снился один и тот же сон – о мире, который будет после пробуждения.

– Да… – Мати взглянула на старика с уважением. А она-то думала, что он всего лишь обычный торговец, не способный думать ни о чем, кроме как о чистоте золота и его количестве. Выходит, Шамаш тогда не случайно спас этот караван…

– Ни один человек не знает о смерти больше, чем тот, кто подошел к самому краю горизонта и заглянул своему вестнику в глаза. Тогда, пять лет назад я о многом передумал. Смирился…

– Я тоже должна была бы смириться. Ведь я столько раз могла умереть. Но почему-то… – она пожала плечами, качнула головой. Да, она была готова умереть, если так будет нужно, если этого потребуют от нее боги, и все же…

– Ты еще слишком молода для мыслей о смерти. У тебя впереди вся жизнь. Даже сам этот разговор, который, уж не знаю почему, мы завели – для стариков. Давай оставим его. И поговорим о другом. О жизни. Тем более что… – увидев кого-то невдалеке, он позвал: – Киш! – привлекая внимание, поманил рукой: – Иди-ка сюда!

Взглянув на подбежавшего юношу, потом – снова на хозяина каравана, Мати сжалась, ощутив в груди какое-то неприятное беспокойство. Нет, ей не хотелось ни о чем говорить с ними двоими. С каждым по отдельности – ладно, но двумя сразу… Ей показалось, что она поняла, о чем пойдет речь, и закрутила головой, нетерпеливо переступая с ноги на ногу:

– Лучше потом… После всех этих слов о смерти… – она поморщилась. – Не хочется, чтобы их тень легла на планы, на будущее… И вообще…

– И вообще, ты просто боишься, – улыбнувшись, старик лукаво подмигнул ей, – ничего, ничего, я ведь понимаю: когда речь заходит о том, что только предстоит, всегда чувствуешь себя неуверенно, взволнованно. Но это пройдет. Тем более что в тех случаях, когда решать все равно рано или поздно придется, лучше делать это сразу. Поверь опыту человека, прожившего целую жизнь. Никогда не оставляй решение на потом. Иначе будешь переживать, беспокоиться, ночами не спать, все думать, думать… А так – и уверенность определенности, и спокойствие принятого решения. К тому же, ты ведь и так все знаешь, – он перевел взгляд на юношу, ожидая от него подтверждения и уловив уверенный кивок, продолжал,-так вот.

– Если это о помолвке, то…

– Я так понимаю, ты согласна? – и вновь Гареш в ожидании ответа смотрел не на Мати, а на Киша, который поспешно кивнул, так же твердо и решительно, как в первый раз. – А раз так, мы могли бы не откладывать ее.

– Но… – взгляд девушки испуганно заметался, обратился на юношу, ожидая от него поддержки. Не смея произнести ни слова вслух, она просила его на языке мыслей: "Скажи ему! Что мы решили подождать до испытания!" Мати была уверена, что Киш поймет ее. Ведь понимал же он ее безо всяких слов прежде. Но на этот раз все вышло иначе. Может быть, потому что юноша был словно снежная крыса змеей заворожен речью хозяина каравана. Застыв, затаив дыхание, он смотрел на старика, боясь даже моргнуть, пропустив в этот краткий миг то главное, чего он ждал.

Поняв, что помощи ждать не от кого и придется говорить самой, девушка тяжело вздохнула. Ей было очень трудно решиться произнести первое слово, но иного выхода не было.

– Я… – прохрипела она, затем, замолчав, кашлянула, прочищая горло, сглотнула мешавший говорить комок, и заговорила совсем о другом: – Я очень признательна вам с Лари за то, что вы готовы удочерить меня, и… И я понимаю, какую честь вы мне оказываете, принимая в свою семью. Я лишь… Я просила бы вас, если это возможно, немного подождать с обрядом. Ведь удочерение можно отложить до дня испытания, и… Я очень люблю своего отца. И мне не хотелось бы, чтобы мой поступок выглядел как предательство…

– Не беспокойся об этом, милая, – Гареш тепло улыбнулся, поняв причину ее беспокойства, и одобряя ее верность отцу, – конечно, этот обряд может подождать.

К тому же, от тебя ведь в сущности ничего и не требуется. Пока ты не прошла испытание, ты – не имеющий права слова ребенок. За тебя решают старшие. В своей семье – отец. Здесь – я, как хозяин каравана. Так что, я могу все сделать и сам.

Мне просто не хотелось, чтобы это произошло против твоей воли.

– Как это? – Мати смотрела на него растерянно и испуганно.

– Что "как", дорогая?

– Вы можете удочерить меня, даже если я не соглашусь?

– Видишь ли… Ты ведь понимаешь, я мог бы не говорить тебе всего этого, но, думаю, ты согласишься: за минувший месяц между нами сложились доверительные отношения. И мне хотелось, чтобы так оставалось и впредь. Так вот… О чем я? Да, видишь ли, девочка, закон каравана, как, впрочем, и закон города, дает полноправному право решать за тех, кто еще не обрел собственную судьбу, или кто лишился ее, став рабом, и…

Девушка перебила его, не дав договорить. Она просто не могла ждать, когда караванщик закончит:

– И ты? Ты решишь все за меня?

– Я уже сказал…

– Да, я слышала. Ты не хочешь, чтобы это произошло против моей воли. Но ведь это…

Это означает, что такое может произойти. Не по твоему желанию, но может!

– Мати…

– Скажи мне! Я должна знать!

Караванщик взглянул на нее с укором, качнул головой, словно осуждая за непонятную старику настойчивость, которая становилась все более и более похожей на детское упрямство.

– Хорошо, я отвечу. Да. Я поступлю так. Если ты будешь бежать от обряда даже в последний день. Тогда мне ничего не останется. Потому что не прошедшая испытания становится рабыней. А я не хочу, чтобы это случилось с тобой. Не могу допустить, чтобы это произошло в моем караване. К тебе благоволит сам повелитель небес. Как ты думаешь, что Он сделает с нами, если из-за нас ты станешь рабыней? Да, господин Шамаш – самый милосердный из всех небожителей. Он сам чтит закон и велит делать то же смертным. Но, в то же время… Да что мне тебе говорить!