Путь Владычицы: Дорога Тьмы

Дыв сделал это вместо неё — сначала робко взял её руку, поднёс к своим потрескавшимся губам, потом, видя отсутствие сопротивления и наклоняющееся к нему лицо, потянулся и прошептал в открытые губы:

— Навсегда!

— Но… я… — Кайа вспомнила об Инграме и смутилась. Мысли оборвал поцелуй, робкий в начале и знакомо решительный спустя мгновения.

— Ды-ыв, — выдохнула она, готовая отдаться здесь же, на полу, затоптанном десятками ног.

— Я люблю вас, моя доннина! Не прогоняйте меня. Я готов спать у вашей кровати, исполнять все ваши прихоти… Только не прогоняйте! — шершавые губы щекотали шею, плечи. Аша, которую задели, сжалась и поползла вниз — Кайа хихикнула:

— Щекотно! Вы оба меня щекочете! Подожди!

Голоса неспешно идущих слуг отрезвили Дыва. Он попытался подняться, Кайа помогла ему:

— Я должен просить разрешения у его величества?

Кайа подтвердила, и они медленно, из-за устающего и рассказывающего о своих злоключениях Дыва, медленно пошли в сторону главной королевской башни. Им встретился Горан, которого уже предупредила Марна. Умный фрейлер не стал повторять ошибку Оржана Лотта, коротко предупредил, что его величество ждёт обоих у Очага.

— Я туда не поднимусь, — пожаловался Дыв, но всё-таки, с остановками для передышки и с поддержкой Кайи, готовой тащить знакомого на себе, они туда добрались за двадцать минут.

Асвальд был и недоволен, и удивлён одновременно. Про изменившийся внешний вид некогда шустрого раба ему не доложили. Любопытство взяло верх, и фрей приказал сначала рассказать о том, как Дыв здесь оказался.

Стоявший на коленях освобождённый карамалиец медленно рассказывал. Корабли успели покрыть достаточное расстояние и уже поворачивали к морю, ведущему в Кар-Малерию, как он, влюблённый Дыв, опомнился. Сердце защемило при одной мысли, что он больше никогда не увидит свою доннину. И тогда, украв лодку у принцев, он ночью бежал с корабля, решив попытать счастья у судьбы — если лодку не уничтожит течение, то он готов был грести до самого Фрейнлайнда.

Лодка-таки разбилась у Челюстей Бога, и там Дыв, на скалах, лишённых питательной растительности, провел несколько дней. Сколько — он и сам не знает, ибо потерял счёт. Питался он рыбой, которую ловил, пил её кровь. Да помогла трубка с травяным сбором — не сойти с ума от страха перед неизбежным.

Проплывавший мимо фрейский корабль его подобрал. Спасителем оказался мастер Оржан, приказавший напоить и накормить знакомого. Дыва не держали вместе с другими рабами, а внизу мастер попросил подождать, мол, распределит арнаахальских и арауканских преступников, и отведёт Дыва к королю. Её высочество опередило мастера Оржан-дана.

Король слушал, приподняв кожу над глазницами:

— Вижу, ты много перенёс, карамалиец. Но достоин ли ты той участи, которой просишь?

— Я готов пройти проверку тьмой, — еле заметно пошатываясь, тихо сказал Дыв.

Король кивнул Горану, тот спустился и велел Дыву вытянуть руку над решёткой, под которой дремала Тьма. Сделал быстрый надрез на руке, и капли крови Дыва упали вниз.

Через некоторое время чёрные щупальца слизнули те, что остались на решётке, и исчезли — слишком торопливо. Асвальд почесал чешую на скулах, подумал и изрёк вердикт:

— Да будет так. Ты принят в помощники моей дочери, временно, до возвращения моего старшего сына. Потом решение будет пересмотрено, если Его высочеству ты не понравишься. Сейчас ступай, Горан распорядится о выделении тебе покоев. Об остальном поговорим позже, когда ты восстановишь силы.

Дыв поклонился, не вставая с колен и приложив одну руку к сердцу.

*****

— Ты стал ещё красивее. Мне нравятся твои белые волосы, странно, что твоя борода до конца не поседела, но так даже лучше, — Кайа с умилением гладила лежащего рядом Дыва по лицу.

После того как его накормили, он помылся и надел принесённый ему Гораном костюм, Кайа забыла, как дышать — именно таким она представляла себе своего малерийца в ночных мечтах. Похожим на высоких и невозмутимых принцев из далёкой страны Света.

Всё тело Дыва, прошедшее испытание соларисом, солью океана и исцарапанное каменистой Челюстью первого Бога, щекотало своими прикосновениями. Кайа принесла масло, которым дозволялось натирать дорогих рабов перед смотром, и лично умаслила шершавую кожу; от приятной процедуры Дыв чуть было не задремал, если бы не “ластящаяся одна ящерка”. И снова чувственный прилив накрыл Кайю, от этих рук, сохранивших нужную силу, от двигающегося сладкой волной тело и любовного шёпота в шею и на ухо. Не заметила, как расплакалась — так стало хорошо!

А потом нахлынуло чувство вины — перед Инграмом, которого посмела забыть за эти сладкие часы рядом с Дывом. Новоиспечённый слуга догадался спросить, что гложет совесть госпожи, и простосердечная Кайа долго жаловалась, повторяя одно и то же.

— Не переживай, моя доннина, — Дыв утешал, — я уйду в тень, когда появится твой будущий супруг. А если он захочет, то мы можем проводить ночи вместе, я буду служить вам обоим и вашим детям. До конца моих дней…

*****

Неделю назад фрейев удивило скромное желание карамалийца помогать иногда на кухне, когда его госпожа будет занята на уроках или в семейных событиях. Его обещание попочевать хозяев блюдами Кар-Малерии стало окончательным доводом, и таким образом Дыв получил полную свободу передвижения по нижним ярусам дворца, а потом и в господскую столовую, которая от Сердца Тьмы и библиотеки находилась всего в пяти минутах ходьбы.

Асвальд довольно пошутил в отсутствие Дыва о том, что впервые фрейям прислуживает достойный карамалиец и потенциальный второй Горан, но шутка, в самом деле, имела под собой основание. Дыв ловко обходился с посудой за столом, мгновенно угадывал желания, а его продуктовые эксперименты хотя и не были непривычны фрейям, предпочитавшим полусырое мясо хорошо прожаренному, тем не менее были оценены. Дыв в свою очередь пообещал в новые блюда класть меньше овощей и не “уничтожать вкус мяса”. Одна Кайа с особенным удовольствием ела всё подряд и не критиковала, найдя гастрономический вкус кар-малерийцев интересным.

Отощавший на Челюстях Бога, за неделю Дыв поправился, вернул себе прежний лоск женского угодника, и теперь на него вновь плотоядно посматривали не только принцессы, но и, кажется, прислуга. Как-то пришлось Кайе искать Дыва, не откликающегося на вызов; он найден был на кухне, стоящим с помощницей кухарки возле лохани с тестом и помогающим замешивать в четыре руки.

Выражения лиц у обоих слуг были такими довольными, что Кайю накрыла истерика. Она не понимала значения нового чувства — когда внезапно сжимается сердце и останавливается дыхание, темнеет в глазах и растёт ярость. Но Дыв спокойно бросил занимательное дело, ополоснул руки в ведре и, на ходу вытирая их, смиренно приблизился к тяжело дышащей принцессе, поклонился:

— Моя госпожа? Я провинился в чём-то? Если да, то как я могу искупить свою вину?

Сердце отпустило, и кровь ударила в голову — Кайа ожила. Чтобы скрыть брызнувшие из глаз слёзы, она резко повернулась и побежала назад.

Дыв догнал её, прижал к стене, предварительно убедившись, что его никто не видит, и покрыл поцелуями ревущую принцессу:

— Ну-ну, маленькая моя принцесса, моя госпожа, что случилось? Кто злодей, посмевший обидеть мою маленькую госпожу?

Кайа оттолкнула его: