Путь Владычицы: Дорога Тьмы

Малерийцы помогли перетащить выживший скарб «Чёрной Аши» на две каравеллы фрейского торгового флота, а затем слёзно попрощались с товарищами, ныне ставшими заложниками Асвальда Второго, пообещав как можно скорее вернуться с многочисленными дарами и освободить их из плена.

Итого, мастер Оржан привёз с собой (на этот раз не размениваясь на дюжину) пятнадцать карамалийцев-простолюдинов и семерых длиннокосых полумагов, ибо священный трепет малерийских принцев перед Асвальдом Вторым воистину позабавил торговца товаром и живыми душами, добавляя к азарту наглости и помогая увеличить сумму контрибуции.

Пусть на аудиенции у короля мастер Оржан скромно назвал новых рабов товаром без примечательных особенностей, чтобы понизить их в собственных глазах, все — и Асвальд Второй в том числе — прекрасно понимали: некоторые рабы в этот раз — непозволительно особенные, а значит и их, и их будущих хозяев ждут незабываемые минуты общения.

[1] Бродарь — (здесь) простой матрос — авт..

[2] Малерийцы и карамалийцы — южный народ, живущий по ту сторону моря, разделяющего Фрейнлайнд и Кар-Малирию. Местную высшую касту, магов, называют малерийцами, а коренных жителей, простолюдинов — карамалийцами.

[3] Раф — слабоалкогольный напиток, чаще подаётся холодным.

[4] Фендрик — Разг. устар. В армии: шутливое или пренебрежительное название молодого человека, недавно произведенного в офицеры.

2. Карамалийцы

Введённая в заблуждение старшими сёстрами, Кайа после встречи с Гораном и мастером Оржаном ушла в свою комнату похныкать. Забралась на кровать и натянула на себя покрывало, представляя себя укутанной Тьмой Утешающей. Сопровождавшее девушку облачко тьмы забралось в приглашающую щель и прильнуло к тёплой груди.

— Клянусь, Аша, запомни! Как только я получу свою тьму, обещаю: они пожалеют, что потешались надо мной! — она попыталась было всплакнуть, но привычка к постоянным розыгрышам от сестёр сделала своё — ни слезинки не выдавилось, только пальцы в гневе сильнее сжали край покрывала.

Кайа ещё несколько минут просидела так, заочно проклиная обидчиков, устала и спрыгнула с кровати, приказывая тьме:

— Всё равно я их увижу первой! Аша, за мной!

Она стремительно покинула комнату, и от порыва дверного сквозняка колыхнулась ткань, закрывавшая большое, в полный рост, зеркало. Младшая восемнадцатилетняя дочь владыки Тьмы, ещё пока не имеющая крыльев и вынужденная перемещаться по дворцу собственными ножками, привычно легко сбежала по башенной лестнице к сети переходов, ведущих в разные служебные помещения и во двор. Нырнула в один из тёмных коридоров и вскоре замедлила шаг.

Ход вёл к этажу над темницей для королевских рабов. Те, что не представляли интереса для господ, содержались ближе к руднику — подальше от тонкого слуха Его величества, ибо там с непокорными обходились намного строже.

Куда идти, Кайа знала: полчаса назад, по дороге в отцовскую приёмную башню, встретились две служанки с одеждой, снятой с карамалийцев — в стирку. Значит, полезных рабов, по традиции, сначала помоют, натрут благовонными маслами, проведут внушение, как себя вести перед владыками тьмы, и только потом отведут в господские смотровые покои. Сёстры и брат слишком гордые, чтобы подглядывать за рабами, а Кайа, пока не пришло её время, ничего, как-нибудь переживёт сегодняшний позор, если о нём доложат матери.

Чтобы исполнить задуманное, пришлось вскарабкаться в вентиляционную шахту, соединённую с купальней. Кайа поморщилась от душно-влажного воздуха, поднимавшегося снизу, но прикусила губу и поползла по каменному узкому лабиринту до цели — решётки и улеглась возле неё. Отсюда, сверху, превосходно было видно всех карамалийцев и охранника, стоящего с дымящимся тьмой хлыстом у входа, а также троих фрейских слуг, подливавших пленникам в их большие бочки горячую воду и подносившие мыло и щётки.

На самом деле, картинка была так себе: много ли увидишь сверху? Двое рабов пару раз перебросились фразой на своём языке, но хлыст почти одновременно щёлкнул, касаясь неприкрытой части спин всех болтунов. Очевидно, это было больно, если судить по вздрогнувшим собеседникам, но поскольку последовала вторая и третья провокация, то можно было не сомневаться — рабы попались на редкость упрямые.

— Говорите на общем языке! — опять рявкнул слуга, двухметровый надсмотрщик.

— А скажи, любезный, что нас ждёт после омовения? — вдруг спросил карамалиец без косы, с мокрыми волнистыми прядями, ниспадающими на плечи неплохой (так виделось сверху) мужественной спины.

Этот карамалиец до сих пор молчал, предоставляя удовольствие получать удары двум своим соратникам — рыжему великану и тощему брюнету с косой. Но вот он заговорил, и Кайа поёжилась: мурашками покрылись руки — до чего был привлекателен голос раба, лица которого не было возможности рассмотреть!

— То же, что и других рабов! — осклабился надсмотрщик. — Ты помылся, раз уже болтаешь? Вылезай, значит!

— Благодарю, любезный дан, мне ещё немного осталось, — миролюбиво проворчал спокойный карамалиец, очевидно, подразнив своим послушанием тощего. Тот фыркнул короткое слово на карамалийском, и хлыст опять лизнул спину с двумя красными полосами.

Больше карамалийцы не произнесли и слова даже на своём языке. Кайа устала ждать интересного диалога, выползла из шахты и провела рукой по влажному платью. Клубок тьмы сразу бросился облизывать свою хозяйку, и платье быстро высохло. Затем принцесса, не отказываясь от своего первоначального намерения, свернула в очередной коридор, дошла до лестницы, спустилась на этаж, и снова знакомыми ходами вывернула к темнице.

У встретившейся служанки забрала стопку белья, шикнула с деловым видом, мол, сама отнесёт, и направилась к двум вооружённым охранникам у двери в подземелье. Те помедлили, таращась на гостью: приказа не пускать принцесс не поступало, да и сама младшая дочь Асвальда здесь редко появлялась. Кайа с высокомерным видом повторила разражённый свист, и перед ней мгновенно растворили двери.

Она, наконец, вошла в вожделенную комнату с рабами и растерялась настолько, что застыла, прижимая к себе стопку белья. Но не скопление повернувшихся к ней мужчин, обнажённых, с обёрнутыми вокруг бёдер простынями, стало причиной изумления — на побережье рыбаки, привыкшие к палящему соларису, часто мыли и чинили рыболовные сети, сняв с себя верхнюю одежду. Просто эти рабы… эти карамалицы…

Кайа осталась недвижима, даже когда один из НИХ направился к ней, и у дверей дёрнулся охранник с хлыстом. Если карамалийцы ТАКИЕ, то как выглядят их господа, малерийцы?!

— Забыла, за чем шла, красавица? — насмешливо, со знакомым лёгким чужеземным акцентом проговорил сероглазый брюнет, чьи волосы ещё не успели высохнуть и продолжали виться тонкими локонами до плеч, в самом деле, мужественных, какими они показались сверху.

Он протянул руки, чтобы забрать принесённую одежду, и Кайа отметила про себя его высокий рост — ему, как и Горану, она доставала до груди. Но Горан являлся фрейлером — простолюдином, в котором отозвалась тьма дальних предков, а значит, внешность была облагорожена. Этот же сероглазый темноволосый сверстник Горана — всего лишь карамалиец, при том мелкий по сравнению с рыжим красавцем. Только что стоял рядом с тем и, в свою очередь, оказался ниже на голову. И заметно стройнее…

Хлыст свистнул в воздухе, охранник рявкнул:

— Не сметь разговаривать с госпожой!

Изумление плеснулось в серых глазах под густыми ресницами. Раб поморщился от удара, но тут же во всём лице — в светлых радужках, поднятых бровях и на белоснежных зубах, напоминающих аккуратный дорогой жемчуг, — заплясало веселье. Карамалиец полууобернулся к соратникам, что-то сказал короткое, и те вдруг загоготали, кроме самого высокого, рыжего, с яркими зелёными глазами — он усмехнулся немного грустно, принял от товарища стопку белья и пошёл к грубо сколоченной скамье.