Путь Владычицы: Дорога Тьмы

Хлыст запел было, обжигая, даже несмотря на явный загар, светлую кожу рабов. В один из взмахов тьма задела Кайю, и принцесса вопросительно обернулась на охранника — тот сразу опустил виновато орудие для наказания.

Воспользовавшись заминкой, разговорчивый весёлый карамалиец разогнулся, поднимаясь во весь рост и с долей любопытства окинул взглядом смуглое лицо юной госпожи, задержавшись на чешуйчатых полосках, которые шли от виска и вдоль скулы, подростково-неровные, и пока не успели оформиться в красивый рисунок:

— Мои земляки и я благодарим вас за госте… — шипение тьмы оборвало фразу, но очередной удар, как и предыдущие, не расстроил красавца, преклонившего колени машинально, из-за боли.

И он снова моментально выпрямился, отступил и потянул в сторону один из концов простыни, обёрнутой вокруг бёдер, как бы намекая: не дают нам поговорить, так хотя бы посмотри на меня, оцени, каков я. Кайа развернулась и выбежала под хохот, летящий в спину. Внезапно находиться здесь оказалось невыносимым. Захотелось заплакать и разбудить срочно Тьму, чтобы ярость, обида и недоумение вырвались наружу и больше не отравляли веру в себя, веру во фрейев.

Невозможно было выносить восхищение природной привлекательностью всего лишь карамалийцев, которые, по словам учителя Вилфрида, являлись жалким подобием светловолосых малерийцев, сосуда магии Света.

Да, Тьма на протяжении столетий показывала своё превосходство над Светом, раз за разом отражая его безуспешные попытки одержать верх. Тьма набирала силу, поглощая магию светлых, и, можно сказать, выросла благодаря малерийцам, как и центральная часть Фрейлайнда: дворец и все выдающиеся архитектурные постройки возвели пленные малерийцы.

И всё же маги света были похожи на игрушечное невероятное хрупкое чудо. Против фрейев, чья кожа стала темной, как ночные сумерки, карамалийцы походили на нежный рассвет, сладко потягивающийся в своей неге после сна. И глаза — Кайа вздохнула — светлые, словно небо или вода в Прибрежье. Какая, должно быть, сладкая у них была магия!

Да, последняя война между Тьмой и Светом длилась слишком долго. Магия в Кар-Малерии возрождалась, затем очередные провокации, стычки с фрейями, поглощающими любую магию легко, подобно ночи, неизбежно сменяющей день, — и всё начиналось сначала. Возможно, упрямство было наследной чертой всех жителей Кар-Малерии. Это Кайа почувствовала, хотя наследия Тьмы в ней самой пока было ничтожное количество. Небесный праотец Вечный Мрак подарил своим детям самое ценное — умение чувствовать предательство и злые намерения, ибо ничто так не притягивается, как себе подобное.

Учитель Вилфрид, опытный путешественник, посетил все ближние земли Всемирья и поэтому знал многое (за что и был приглашён в наставники к наследникам Асвальда Второго). Он объяснял: возрождение Света не даётся малерийцам легко — они вынуждены приносить жертвы. Вилфрид сам лично присутствовал однажды на таком жертвоприношении, и был, по его словам, поражён.

Его рассказы убедили Кайю в ничтожности малерийцев, дикости их нравов и их преступном отношении даже к самим себе. Так чего их жалеть? Восточные дикари каждый год приводят своих непорочных детей фрейям, песнопениями поддерживают обряд и потом благодарят покровителей за милость. Поэтому только тот, кто принимает дар, имеет силу. Кто готов отдать себя на растерзание — всегда слаб.

Лет пять назад мастер Оржан тоже раздобыл карамалийцев с магией, и тогда рабы помогли старшей сестре Марне и брату Инграму развернуть оба крыла, их тьма напиталась и окрепла благодаря светлым. Но в то время Кайю процесс становления не волновал, она всего-то пару раз подсмотрела, что делают Марна и Инграм во время визитов к рабам.

Процесс сбора накопившегося ресурса показался скучным, и Кайа больше никогда не подглядывала. К тому же матушка трижды брала её с собой на обряд для средних сестёр на Жертвенную Гору. Там в самую Длинную Ночь дикие возлагали дары и приводили своих непорочных детей для обряда — в знак почитания Тьмы Охраняющей и Помогающей.

На Жертвенной Горе над сёстрами-фрейями проводили обряд. Прошлый год для Солвег стал шестыми, а для Улвы — вторым. Значит, в этот раз карамалийцы достанутся им. Если, конечно, отец не разрешит Марне и Инграму побаловаться. А для Кайи скоро, как только Тьма даст знак, дикие принесут первую жертву, и тогда уже Кайа будет отсчитывать семь жертвоприношений до окончательного взросления.

Да, ей не положены карамалийские пленники, но с каким удовольствием она бы выпила силу того, кто с удивлением и долей брезгливости рассматривал принцессу! А ещё хотелось потрогать их всех, узнать, чем пахнет их светлая кожа и длинные вьющиеся волосы… Кайа представила, как подходит к самому яркому и высокому, и он преклоняет колени, чтобы невысокая принцесса смогла положить ему руки на плечи… Кайа резко остановилась. Да, тот здоровяк если и позволит потрогать себя, то при этом сохранит достоинство несломленного врага, явно презирающего фрейев!

“Смутсиг-литет-фрик” — кажется, это слово или фразу повторили трижды карамалийцы в присутствии Кайи, и каждый раз оно вызывало у них улыбки. Было ощущение, что рабы говорят о ней. Принцесса остановилась, подумала и изменила курс — к покоям Инграма, который лучше всех сестёр знал несколько языков, в том числе карамалийское наречие, благодаря Вилфред-дану. Кайа понадеялась, что брат будет у себя в этом время, а не находиться в дежурном полёте с отцом.

Она ошиблась — Инграм улетел. Побоявшись, что забудет иностранную фразу и вместо того чтобы записать его, скучающая Кайа отправилась на поиски любого офицера с судна, на котором привезли рабов. Им оказался новый помощник капитана «Сердца Тьмы» Кристер-дан, развлекавший на кухне свою невесту и прислугу.

— Кристер-дан, вы знаете малерийский? — не обращая внимания на переполох, вызванный её появлением, Кайа подошла к подпрыгнувшему и вытянувшемуся перед ней помощнику капитана.

— Н-немного, моя доннина, — ошалело ответил Кристер. Кстати, он был немногим выше принцессы, и Кайа почему-то на это обратила внимание. Взрослый фрейлер-фенрик достиг своего максимального роста, тогда как Кайе ещё предстояло немного вытянуться.

— Как переводится с карамалийского “смутсиг-литет-фрик”?

Темнокожее лицо помощника капита дёрнулось. Он явно узнал слово, но решил, что не стоит озвучивать перевод:

— Это слово недостойно ваших ушей, моя доннина…

— Немедленно скажи! — Кайа гневно топнула ногой, и в кухне перестали греметь посудой. — Я тебе приказываю!

Кристер-дан опустил глаза и пробормотал:

— Возможно, это оскорбление, моя доннина…

— Быстро!

— «Смутсиг фрик» — «грязножопый урод». Так мне говорили.

— Хм, а «литет»?

Помкапитана неуверенно повёл плечами:

— Сожалею, моя доннина, я не силён в языках.

Не благодаря его и не отдавая приказ продолжать работу, Кайа стремительно, как и вошла, покинула кухню, вспоминая по дороге уроки малерийского. Вилфред-дан учил запоминать слова фразами или парами. Например, m"ork и ljus — «тьма и свет», klok и dumbom — «мудрый и глупый»… Наконец, вспомнила: stor и litet — «большой и маленький»… Значит, оскорбление относилось точно к ней. Маленькая гряз… Девушка остановилась, провела рукой по зазудевшим чешуйкам на лице. Грязный уродец — вот, значит, кем для ничтожных карамалийцев была Кайа!

Внезапно тесно стало в груди, навернулись слёзы, и принцесса помчалась к единственному фрейю, понимающему её всегда, поддерживающему и никогда не насмехающемуся — матушке-королеве.

3. Наказание для виновных

Разглядев принесённую одежду, карамалийцы выругались в сотый раз.

— Проклятые ящеры! — Олоф расстроено натягивал штаны, вернее, некое их подобие — белые тонкие шаровары со сборчатой вставкой, прикрывавшей перед и зад, ибо ткань нещадно просвечивала на свету. Хлыст достал и до него, и Олоф взбесился, кидаясь в сторону охранника. — Ах, ты, ублюдочный!..