Путь воина

Алтарь как будто ожил, заиграл красными всполохами. Никита по знаку жреца встал рядом с Ерофеем, проделав то же самое, что и он. Даже глазом не моргнул, когда острый как бритва нож рассек кожу.

— Род Назаровых клянется защищать Род Касаткиных, его старшую и младшие ветви, присутствующие здесь, до конца времен, не щадя своей жизни, что бы это не стоило ему в будущем, — Никита пристально смотрел на Перуна, ожидая от него какой-нибудь реакции. Каждое посещение Храма, где бы он не находился, всегда происходило нечто подобное. Слово Громовержца будет решающим. — Мои рожденные и еще не рожденные дети клянутся выполнять заветы Главы Рода, и так же вставать на защиту Слуг, невзирая на сложившиеся обстоятельства. Да не смеет никто нарушить древнюю роту предательством ради корысти, лжи и обогащения.

Алтарь на мгновение осветился красно-зелеными всполохами, впитывая в себя кровь Никиты и Ерофея, и потух, налившись своей обычной космической чернотой. Зато лик Перуна разом посветлел, обнажая самые мелкие трещины на древнем дереве, а где-то в небе глухо пророкотал гром, подтверждая, что Боги услышали клятву. По древку огромной секиры пробежали разряды молнии, а сама она запылала призрачным бело-фиолетовым огнем.

Все ахнули. Никита про себя улыбнулся. Если его жены уже привыкли к подобным представлениям, то для Касаткиных подобное волеизъявление Богов стало неожиданностью и в новинку.

Но и он не ожидал, что произойдет дальше. Сначала его грудь обожгло раскаленным знаком Велеса, а на входе в Храм вдруг взметнулся воздушный вихрь, обретая очертания огромного медведя. Он встал на задние лапы, закрывая своим телом дверной проем. Возбужденные и испуганные голоса людей его как будто не смущали. Зверь не стал заходить внутрь, только громко проревел, осветившись багровыми всполохами. Его густая и шелковистая шерсть заискрилась, затрещала, осыпая контур светящимися линиями. А потом медведь пропал, как будто его здесь никогда и не было. Но впечатление от произошедшего потрясло Касаткиных, да и не только их, а многочисленных свидетелей из дворянских вассальных семей, которых Никита специально пригласил на ритуал. Где-то заплакали малолетние дети, но на них зашикали и заставили замолчать.

Жрец с трудом проглотил комок, вставший у него в горле, и решительно пристукнул посохом, желая избавиться от морока, который только что растворился в свете солнечного дня.

— Да будет так! — твердо произнес он. — Клятва услышана Перуном!

Все мгновенно ожили и поскорее потянулись к выходу, стремясь оказаться под теплыми и живительными лучами солнца.

— Князь, не уделишь ли мне немного времени? — жрец Храма остановил Никиту, уже собиравшегося покинуть помещение вместе с Ерофеем.

Крепкий, кержацкой закалки мужчина если и удивился такому обращению к молодому барону, то не подал виду. Он лишь сжал плечо Никиты, и решительным широким шагом вышел наружу, где присоединился к возбужденно переговаривающимся родственникам.

— Можешь объяснить смысл сего представления? — жрец глядел на волхва не с укором, а с ожиданием. — Перун стоит на страже Яви, а Велес, чье тавро ты носишь на груди, хозяин темной Нави. Почему сегодня они оба проявили свою сущность? Я ни разу в жизни не сталкивался с подобным волеизъявлением Богов.

— Вы же знаете, отче, почему, — с серьезностью ответил Никита. — Я слуга света и тьмы, хожу по тонкой грани между порядком и хаосом, и мне очень трудно удержаться, чтобы не встать на ту или иную сторону. Перун договорился с Велесом, вот и вся символика этого представления. Но я, кстати, не приложил к нему свою руку. Боги сами решили.

— Почему же ты не за порядок всей своей душой?

— Не хочу нарушать принцип равновесия, — подбирая слова, медленно произнес волхв. — Порядок, основанный на законах, тоже ведь разный бывает. Иной порядок хуже хаоса. Убедился в этом совсем недавно.

— Как же ты будешь исполнять свое предназначение, будучи Князем Гиперборейским?

— Как и другие до меня, — пожал плечами Никита. — Я, к сожалению, а может — и к счастью, не страдаю излишним человеколюбием. Мне нужно быть отстраненным, чтобы принимать правильные решения. Только однажды у меня возникло чувство боли и сострадания за людей, погибших за чужие амбиции.

— Я знаю, о ком ты говоришь, — кончик посоха звонко стукнулся о каменный пол. — Храмовые жрецы очень хорошо осведомлены обо всем, что происходит на разных пластах мироздания. Впрочем, в Мезени тебе объяснили суть нашего служения. Не печаль сердце, Князь, а наполни его надеждой на новую встречу.

— Тебе что-то известно, отче, о Даниле и Тэмико? — правильно понял его слова Никита, ощущая бешено бьющееся сердце.

— Придешь потом один, я тебе дам постоять у Алтаря, — сухие губы жреца дрогнули. — Теперь, когда ты взвалил на себя княжью ношу, почаще вглядывайся в прошлое и будущее. А Храм тебе поможет. Мы ведь все из одного лона: и Жрецы, и Воины, и Ведуны. Двери всегда открыты.

Никита скрыл разочарование его ответом. На самом деле он хотел бы исправить произошедшую несправедливость по отношению к княжичу Даниле и Хранительнице, и, если бы Алтарь мог переместить его в прошлое — он бы не задумывался ни на мгновение, и убив Всеслава, пошел бы спасать его сына. Но подсказка была не лишней. Надо потом обязательно прийти сюда и вглядеться в лик Алтаря. Ведь чудеса случаются, и не так редко, как кажется.

Поклонившись Перуну и жрецу, Никита вышел из-под прохладных сводов Храма и оказался в окружении своих женщин, детей и телохранителей. Забрав у Тамары сладко сопящего Юрика, которому вообще не было дело до забот взрослых, он стал медленно спускаться по выщербленной от старости лестнице к стоящей внизу огромной кавалькаде разнообразных машин. Сейчас предстояло ехать в ресторан, где планировался торжественный ужин по случаю принятия в клан нового Рода.

— Может, ты домой вернешься? — побеспокоился Никита за старшую жену. — Тяжело же весь день на ногах…

— А я тебя теперь никуда одного не отпущу, — сдвинула брови Тамара, стараясь незаметно размять руки. Юрик оказался весьма тяжелым бутузом, поэтому рядом с ней находились две кормилицы, готовые перехватить его у хозяйки. — На войну или в поход по горам, не важно. Я устала от твоего постоянного исчезновения.

— Тогда собирайтесь к Володе Строганову, — усмехнулся Никита, не принимая всерьез угрозу жены, а Даша и Юля, шедшие обок, оживились. — Он меня в гости звал со всей семьей в свою вотчину. Отдохнем от всего пережитого, таежным воздухом подышим. Детей в охапку — и вперед. Портал через Вятку почти настроен, четыре шага — и мы в Верхотурье.

— Пожалуй, соглашусь, — кивнула Тамара, легким прикосновением руки смахнув с плеча Никиты невидимую пылинку. — Можно Олю и Анору захватить с собой. Пусть девочки тоже оторвутся от столицы. А то привыкнут, за уши не вытащишь из Петербурга.

После всех мероприятий и отъезда воодушевленных новыми перспективами Касаткиных в Нижний, Никита на какое-то время с головой окунулся в счастливую семейную жизнь. Он словно компенсировал перед женами и детьми свое долгое путешествие. Тамару за рождение Юрки он одарил корзиной со сто одной розой и колье из красных гранатов, обрамленных золотыми ажурными нитями. Это колье Никита приобрел еще в Твери перед уходом в свою Явь. И надо сказать, даже подарок едва смог смягчить бурю женских претензий. Тамара слов на ветер не бросала, и всерьез обиделась, что муж опять пропустил такое важное событие в их совместной жизни.