Путь воина

И, презрительно сплюнув в сторону обреченного, присоединился к офицерам-мушкетерам, твердо решившим провести остаток вечера за кружкой пива в таверне заезжего двора.

— А ведь знаете, почему мы задержались здесь, граф — спросил Стомвель, когда проклятия главаря разбойников потонули в скрипе колес и ржании испуганных лошадей, не желающих наступать на человека. — Потому что решили нанести визит вежливости баронессе Лили фон Вайнцгардт.

— Как, и вы тоже — с визитом вежливости, капитан?! — шутливо удивился мушкетер. — Вот уж не подумал бы.

— Только в надежде увидеть в замке баронессы вас, господин лейтенант.

— И чем это кончилось для обитателей замка?

— Мы не успели. Ровно на сутки. Баронесса, оказывается, тоже нанесла в свое родовое гнездо всего лишь визит вежливости, после чего вновь отбыла в замок Вайнцгардт, поближе, как я понял, к Франции.

— Еще сегодня утром ваше сообщение оказалось бы для меня неоценимым, капитан.

— Поверьте, граф, если бы нам удалось застать баронессу, мы конечно же уговорили бы ее задержаться и подождать вас. Но она, очевидно, рассчитывает, что уж в том, рейнском, замке обязательно дождется. Хотя, можете мне поверить, здесь у нее не замок, а целая крепость. Никогда бы не подумал, что это невинное создание станет владельцем таких неприступных каменных цитаделей. Зачем они ей, граф? — хитровато улыбнулся Стомвель, подкручивая седеющий ус. — Нет, вы все-таки подумайте над моим вопросом. Это я вам говорю, капитан Стомвель.

40

При свете полной багряноликой луны башня представала перед баронессой Лили фон Вайнцгардт как мрачное видение веков, возродившееся из небытия, из каменной вечности горного плато, из ее собственной фантазии. И обер-мастер фортификационных дел Гутаг был здесь ни при чем. Единственная его заслуга заключалась в том, что он сдержал свое слово: рабочие трудились, как проклятые, и сегодня, до заката солнца, башня была завершена.

Уже трое суток баронесса старалась не заглядывать в этот уголок замка Вайнцгардт, дабы не видеть его недостроенным. И только сегодня, когда рабочие разошлись и вышла луна, пришла сюда, буквально прокралась на этот высокий страшный выступ, и замерла, восхищаясь тем единственным, что способно пережить века, чтобы остаться легендой рода Вайнцгардтов, легендой всего этого края — “Башней Лили”, башней баронессы Лили фон Вайнцгардт.

Вечером летописец замка и рода Вайнцгардтов успел записать, что «сегодня обер-мастером Гутагом возведена новая башня, названная «Башней Лили» в честь баронессы Лили фон Вайнцгардт, по чьему повелению она и была воздвигнута».

Баронесса подошла к стене, пальцами прощупала студеную шершавость одного камня, второго, третьего… Это ее башня, ее вечность. Казалось, что она возведена здесь давно, и под завывание вечернего ветра в ее бойницах оживают голоса некогда обитавших, гибнувших в ней во время осад и сражений людей.

— Вы правы, баронесса, — вдруг услышала за своей спиной голос старого мастера, — вся история человечества написана башнями крепостей. Камни сохраняют голоса и лики людей, они же источают видения, способные являть наше прошлое и будущее. Всю свою жизнь я строил замки и крепости, и потому, как никто, способен понимать вас.

— И даже являть нам будущее? — усомнилась баронесса. — Хотелось бы верить в такую способность, господин Гутаг. Я загадала, что в тот день, когда будет завершено строительство моей башни, здесь появится тот, кто должен был бы взойти на нее вместе со мной.

— Башня стоит того, чтобы загадывать подобные желания.

— Однако он все еще в пути, и кто знает…

— Но ведь вы верите, что путь его к замку уже недолог.

— Стараюсь верить.

— Именно верой я истолковывал вашу нетерпеливость, — мягко, по-отцовски пожурил ее фортификационных дел мастер. — Возможно, так оно и произошло бы: ваш граф появился бы здесь как раз в тот день, когда башня была бы завершена. Но вы слишком торопили меня и моих рабочих. Настолько торопили, что сумели опередить естественный ход событий. Разве такое невозможно?

— Что же мне теперь делать? — с мрачной иронией спросила Лили. — Приказать, чтобы ее взорвали и начали строить заново?

— Взрывать ее пришлось бы вместе со мной. Но только запомните мои слова: когда строят башни, то возводят их не из камней — камень всего лишь материал, — а из человеческого терпения, которое неминуемо передается затем самой башне, крепости. Адское терпение, пронизывающее каждый камень, — вот что превращает наши замки и крепости в цитадели вечности, в большинстве своем не поддающиеся разрушению.

— Это все о камне, мастер. Люди же разрушаются от своего собственного многотерпения. Вот почему они столь недолговечны.

— Вы так считаете? — настала пора растерянности мастера.

— Так «считает» сама жизнь. И вы прекрасно понимаете это.

Гутаг мрачно помолчал, прокашлялся…

— Я слишком долго общался с камнем. Прислушивался только к его голосу, — извиняющимся тоном признался обер-мастер. — Теперь хорошо знаю, как воспринимает этот мир камень, но совершенно забыл, как воспринимают его люди.

Уснула Лили только под утро. Но уже через час была поднята с постели своей горничной. Она доложила, что прибыл мальчишка, сын работника из заезжего двора, расположенного по ту сторону леса, с которым Отто Кобург договорился на случай появления французского обоза.

— И где же он, где обоз?! — не выдержала пытки медлительностью баронесса. — Я не каменная и не нужно испытывать меня библейской таинственностью!

— Поздно вечером обоз прибыл в деревню и заночевал у заезжего двора.

— Это действительно тот обоз, которого я жду?

— Мальчишка уверяет, что тот. Отец спросил у солдата, есть ли среди офицеров граф д’Артаньян. Мушкетер ответил: «Есть». И даже показал его.

— Братьев Кобургов сюда! — оживилась баронесса. — Немедленно седлать коней! Что делает мастер Гутаг?

— Спит. Ему тоже седлать?

— Не стоит. Просто передай, что я не зря торопила его. Мое женское предчувствие Господь приравнял к предвидению.

— Так и передам, — радостно заверила ее молодая горничная, знавшая, как баронесса истосковалась по этому своему бесчувственному графу-мушкетеру.

Лили, одетая в пурпурный плащ, тот самый, в котором встречала мушкетеров во время их прошлого визита в Вайнцгардт, уже выезжала из ворот замка, когда из домика для прислуги выбежал мастер фортификационных дел. Сонный, с непричесанными седыми волосами, в накинутой на плечи куртке, он торопился к подъемному мосту с такой поспешностью, словно хотел попросить прощения, что проспал появление в этих краях мушкетеров с их обозом. Но примечательно, что в руках мастера уже виднелись бутылка вина и бокал.