Путь воина

— Прибыли офицеры из штаба принца де Конде, — неожиданно доложил сотник Илькун, когда переодетые в испанское платье казаки готовы были выступить навстречу полку пиренейцев.

— Что им нужно? — холодно поинтересовался полковник, удивляясь, как это штабисты умудрились избежать встречи с испанцами.

— Хотят поговорить с вами.

— Деньги они привезли?

— Они скорее привезут нам на растерзание свою королеву Анну Австрийскую, чем выплатят то, что мы честно отвоевали, — невольно проворчал Илькун.

— Только не трогай их королеву, — поморщился полковник. — Культ государыни — последнее, что многие из них, разуверившиеся в этой войне, еще по-настоящему чтут. Казаков поведешь ты. Я пока что проведу переговоры с французами и подготовлю нашу западню к новому бою.

— Славное местечко. И положили мы их тут немало, — окинул взором место побоища сотник. Казаки складывали на повозки трупы, собирали трофеи, опустошали кошельки павших, что мародерством уже не считалось. Они давно были предоставлены сами себе, а воевали, как и раньше, не за плату, а за честь.

Пока спешенных французов вели к Сирко в хозяйский особняк, они почти с ужасом наблюдали за тем, что происходило во дворе. Такого количества трупов на столь небольшом пространстве майору де Косьержу и пятерым его солдатам видеть еще не приходилось.

— Что это за Фермопилы вы здесь устроили, господин полковник? — с уважением спросил майор, увидев Сирко стоящим на крыльце.

— Фермопилы вам представится наблюдать приблизительно через час. Когда сюда подойдут остатки испанского полка.

Прихватив с собой пленного лейтенанта, сотник Илькун уже покинул усадьбу. Оставшиеся казаки спешно помогали вооружаться немногочисленной челяди этой усадьбы, сам хозяин которой третьи сутки пребывал в предсмертном состоянии.

— Ваши люди, переодетые в испанское, собираются заманить его сюда?

— Не только собираются, но и заманят.

— Но хочу напомнить, что у вас не было приказа удерживать эту усадьбу. Вы вправе оставить ее и отойти, избежав встречи с испанцами.

— Вправе, конечно, но ведь мы же на войне, а не на королевских маневрах. Уйдем мы, встретить их придется кому-то другому. К тому же нам не безразлична судьба людей, которым испанцы станут мстить за гибель эскадрона…

— Не возражаю, не возражаю, — предостерегающе замахал руками толстячок майор. Сам он вряд ли когда-либо принимал участие в настоящем бою, и все, что открывалось ему здесь, как и сама храбрость казаков, искренне поражало его. — Вы вправе сразиться. И поверьте: о том, что мы видели здесь, будет доложено лично главнокомандующему. Лично, полковник, можете положиться на меня. Это вопрос чести и долга.

— Как вам будет угодно, — с обескураживающим безразличием ответил Сирко.

— Но вести я привез не очень приятные, — мрачно молвил майор, выдержав скорбную паузу. — К сожалению, все усилия командующего ни к чему не привели. Правительство Франции, конечно, признает условия вашего договора… Но, к сожалению…

— Вы слишком долго и запутанно объясняете все это, — прервал мучения майора полковник Сирко. — Скажите проще: «Денег нет и никогда не будет. Правительство Франции даже не собирается погасить свой долг перед казаками».

— Я сказал только то, что пока их нет. Поскольку правительство задолжало вам за несколько месяцев, вы вправе немедленно прекратить боевые действия…

— И что дальше? — мрачно поинтересовался Сирко.

— Возвращаться на родину.

— Я думал, что прежде вы посоветуете мне заняться грабежом французских деревень. Или создать нищенствующий орден, который будет милостыней добывать себе на пропитание.

— Я сказал только то, что вы имеете право возвратиться на родину. Правительство никоим образом не станет препятствовать этому.

— Пусть бы оно попробовало препятствовать, — угрюмо огрызнулся Сирко. — Принц де Конде пытался как-то посодействовать нашему возвращению к берегам Польши?

По тому, как долго мялся майор, подыскивая ответ, Сирко понял, что, возможно, принц и заикался перед кем-то там в Париже по этому поводу, однако никто всерьез их судьбой не занимался. Не до них сейчас при дворе, не до наемников…

— Принц конечно же…

— Бросьте, господин майор. Передайте принцу де Конде, что с завтрашнего дня мы выходим из боевых действий и направляемся в порт Дюнкерк. Если он не позаботится о том, чтобы нас доставили в Гданьск, нам придется взять этот город еще раз, только теперь уже — чтобы вернуть его испанцам.

— Понимаю, что вы шутите, господин полковник, — затравленно улыбнулся майор. Единственное, что хоть как-то успокаивало Сирко, что офицер этот хотя бы искренне сопереживал им. И столь же искренне хотел бы помочь. Хотел бы… Но не более.

— Испанцы тоже вначале думали, что я шучу с ними. Теперь они горько раскаиваются в своих заблуждениях. Ну да ладно… И еще. Не забудьте потребовать, чтобы к нам был приставлен офицер, который бы сопровождал нас до Дюнкерка и занимался нашей отправкой. Пока здесь находился генерал Гяур, нам легче было объясняться и с принцем, и с правительством, однако теперь его нет.

— Понимаю, понимаю, — вежливо склонял голову майор. — Если не возражаете, этим офицером вызовусь быть я. Вот все, что могу сделать для вас, господин полковник, чьей храбростью искренне восхищаюсь.

— Нужны мне твои восхищения, — по-украински проворчал Сирко, надеясь, что майор, неплохо знавший польский, все же не поймет его. — Советую оставить эту усадьбу как можно скорее, — вновь перешел полковник на смесь французского с польским. — Здесь вот-вот появятся испанцы. И кто знает, как все сложится. Что ни говорите, а испанцев почти полк.

— Я со своими солдатами остаюсь. Скольких вы потеряли в этом бою?

— Одного легко ранило в плечо.

— И все?! Невероятно. В любом случае мой пистолет, а также ружья и шпаги солдат вам не помешают.

— Признателен, майор. Мои парни еще пригодятся мне в Украине. Наверное, вы слышали, что у нас там своя война затевается?

— Восстание, которое возглавляет генерал Хмельницкий. Тот самый, что был у нас здесь. Я слышал об этом от самого принца де Конде.

— Вот поэтому-то мне нельзя терять здесь больше ни одного своего воина.

— Тем более невероятно. Истребить вражеский эскадрон и при этом не потерять ни одного своего солдата! Правду говорят, что вы воюете по каким-то своим канонам, почти не известным ни нам, ни испанцам.