Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

Мальчик не хотел никуда идти, бросая вызов отцу.

– Отец, я не пойду, – дрожащим голосом проговорил он.

Эуон-старший от этого открытого неповиновения вспылил. Его щеки покраснели так, словно ему нанесли удар по лицу.

– Вот как.

Мальчик кивнул и выдавил:

– Я… приду утром. Мы пойдем с тобой домой утром, но не сейчас.

Эуон-старший долго изучал обожженное личико сына, смотря на него понуро, с какой-то тоской.

– Ясно. Что же… Хорошо.

Он не стал больше ничего говорить и ушел, тихо прикрыв дверь. Мы молчали, слушая, как стучит его деревянная нога, отсчитывая ступеньки, как он топает по гостиной, как с ним прощается Бруно и, наконец, как закрывается дверь. Кроме потрескивания камина, в комнате ничто не нарушало тишину.

Я все еще держала плечо парнишки, вздрагивавшего от тихих слез.

Встревоженный Джейми подсел к нему.

– Малыш… Не стоило.

Эуон сопел, втягивая воздух, чтобы задержать дыхание. Затем он резко повернулся к дяде.

– Я не хотел этого делать! Но… – На его лице отражалось страдание, смешанное с обидой.

Джейми положил руку на его острую коленку.

– Понимаю, мой мальчик. Но все же ему было больно это слышать.

– Дядя Джейми… это еще не все. Я не стал говорить ему…

Джейми нахмурился.

– Что же еще?

– Я не сказал, что моряк…

– Что же моряк?

Эуон набрался храбрости и выпалил одним духом:

– Я убил его. Наверное.

Джейми с мольбой посмотрел на меня, затем на племянника.

– Как наверное?

– Я не сказал отцу всей правды… – У него навернулись слезы на глаза, но он говорил: – Я зашел в печатню, открыв дверь твоим ключом. И человек с косичкой стоял там.

Он вошел в заднюю комнату, где лежал новый тираж. Там были и другие заказы, свежие чернила, промокашки для станка, кузнечный горн, в котором переплавляли изношенные отливки. Но моряка интересовали памфлеты.

Он хватал их и прятал за пазухой, – вспоминал племянник Джейми. – Я сказал, чтобы он положил их на место, но он, конечно, не стал меня слушать и прицелился из пистолета.

Моряк промахнулся, а потом бросился на испуганного парнишку, чтобы ударить его рукояткой оружия.

Эуон сжал руки на коленях:

– Нужно было защищаться, и я бросил в него черпаком.

Этот черпак служил для разливки свинца по формам. Он стоял ближе всего к мальчику и стал неплохим оружием: там еще оставался свинец, не настолько раскаленный, чтобы наполнить формы, но достаточно горячий, чтобы выжечь глаза.

– Он так закричал…

Эуон вздрогнул, и я села возле него, обойдя койку с другой стороны.

Моряк упал на пол, держась за лицо, и рассыпал угли.

– Они зажгли пачки чистой бумаги. Мне не удалось погасить пламя, и оно вскоре охватило всю комнату. Начались какие-то вспышки.

– Это взорвались бочонки с краской, – предположил Джейми.

В типографии было много предметов, могущих загореться: помимо бумаги там было много спирта, в котором растворяют чернильный порошок. Это вызвало большое возгорание. Эуон хотел выбраться через заднюю дверь, но перед ним падала горящая бумага, осыпая его пеплом. Видимость ухудшалась с каждой секундой, а вопли моряка наполняли душу ужасом.

– Он лежал между мной и передней комнатой. Я не мог толкнуть его, чтобы пройти, – едва слышно прошептал мальчик.

В панике Эуон поднялся по лестнице, но задняя комната тоже наполнилась огнем и дымом, и лестница превратилась в дымоход. Это грозило удушьем.

– Почему ты не вышел через люк? Он ведет на крышу, – полюбопытствовал дядя.

Эуон отрицательно мотнул побуревшей головой.

– Я не знал о нем.

– А зачем он, Джейми? – встряла я в разговор.

Он поднял губы в улыбке.

– На всякий случай. Хорошая лиса роет нору так, чтобы можно было выбраться из нее другим путем в случае опасности. Но это сделано не на случай пожара. – Он уточнил у мальчика: – Думаешь, он погиб в огне?

– Наверное. Вряд ли он смог выбраться. Нет, точно нет. Я убил его… Отец не знает, что я убий…

Эуон не договорил и захлебнулся в рыданиях.

– Нет, парнишка, ты не убийца. Ты поступил правильно, слышишь? Да прекрати плакать! – скомандовал Джейми.

Его племянник кивал, но по-прежнему ревел как белуга и дрожал. Я села ближе, привлекла его к себе и гладила по тощей спине, говоря ласковые слова.

Удивительное дело: рост Эуона был таким, каким был рост взрослого шотландца, но он был таким тощим, что мне казалось, что я глажу скелет. Его кости еще не обросли мышцами.

Он тоже бормотал что-то, но если я говорила успокаивающие слова, он по большей части проклинал себя и утверждал, что попадет в ад из-за содеянного. Из-за всхлипов, которыми очень часто прерывалась его речь, можно было понять немногое, но его уверенность в каре Господней была непоколебима:

– …один из семи смертных грехов… адское пламя… не могу сказать отцу… нельзя идти домой… не пустят в церковь…

Джейми выжидающе смотрел на меня, но я гладила мальчика по голове и показала ему, что могу сделать только это.

Тогда он повернул его голову и к себе.

– Слушай сюда, мой мальчик. Да нет же, смотри на меня!

Эуон едва поднял красные от слез глаза и посмотрел на дядюшку с невыразимой мукой во взгляде.

– Послушай меня. – Она сжимал руки Эуона. – Он хотел убить тебя, а ты всего лишь защищался. Это не грех. Церковь говорит, что если ты становишься на защиту семьи или страны, если ты защищаешь свою жизнь, то убийство не является грехом. Ты не совершил смертного греха и можешь спокойно ходить в церковь.

– Да?

Эуон утерся рукавом рубашки.

– Да, можешь ходить. С утра мы сходим к отцу Хейсу на исповедь. Он согласится со мной, сам посмотришь. Твои грехи будут отпущены.

– О!

Мальчик облегченно вздохнул. Было видно, что к нему снова вернулась надежда.

Джейми коснулся его колена.

– И потом нужно рассказать отцу. В этом нет ничего страшного, ты не должен бояться.

– Правда?

Известие о том, что он не должен гореть в геенне огненной, было намного лучше воспринято, чем заверения в расположении отца.

– Правда. Конечно, он будет переживать, на его голове появится несколько седых волосков, но нужно рассказать. Он поймет тебя и не выгонит из дому. Отношение к тебе не изменится, ты будешь таким же сыном и наследником, как и доселе.

– Он поймет?

Эуон смотрел с недоверием, которое могло смениться надеждой.

– Я… не стал говорить… он… Дядя, он убивал?

Джейми этот вопрос застал врасплох, и он не сразу нашелся, что ответить.

– Знаешь… я думаю, что он участвовал в битвах и бился с врагами, как все мужчины, но я не знаю наверняка, убивал ли он кого-то. – Он подумал и пояснил: – Обычно мужчины не говорят о таких вещах. Это тяжело, и здесь нечем хвастаться. Рассказывать о своих подвигах – удел пьяной солдатни.