Путешественник

В одном месте я заметил у берега лодку, у которой с каждой стороны имелись огромные колеса с вращающимися лопастями. Поначалу я подумал, что это очередное изобретение хань — двигатель, чтобы освободить гребцов от работы. Однако, присмотревшись повнимательней, я снова разочаровался в хваленых изобретениях хань, потому что понял, что это судно просто стояло на якоре у берега, а лопасти колес вращало течение реки. Сами же колеса вращали валы и спицы внутри лодки, чтобы жернова мололи из зерна муку. Таким образом, это оказалось не что иное, как водяная мельница, новинкой было лишь то, что она не стояла на месте, а ее можно было передвинуть вверх и вниз по течению, в любое место, где созрел урожай зерна, которое требовалось перемолоть в муку.

Поскольку движение на Желтой реке было интенсивней, чем по Шелковому пути, нам попадалось неисчислимое количество различных видов судов. Когда народу хань приходится перевозить грузы на большие расстояния, они предпочитают делать это по воде, а не по суше. На мой взгляд, весьма благоразумно, однако монголы всячески насмехаются над хань за то, что те пренебрегают лошадьми. Однако лошадь, как и любое другое верховое животное, проходя какое-нибудь расстояние, съедает больше зерна, чем может нести, так что путешествие на лодке обходится гораздо дешевле. Поэтому неудивительно, что хань поклоняются своим рекам; то, что мы, жители Запада, называем Млечным Путем, они уважительно именуют Небесной Рекой.

На Желтой реке было множество плоскодонок, которые назывались san-pan. Обычно на каждой лодке плавала целая семья, для которой она была одновременно домом, средством передвижения и средством зарабатывать на жизнь. Мужчины или гребли, или тащили лодку на веревке вверх по течению, попеременно разгружая и снова нагружая ее. Женщины же занимались постоянной готовкой и стиркой белья. На этих плоскодонках также играло бесчисленное количество маленьких мальчиков и девочек, на которых не было ничего, кроме выдолбленных тыкв, привязанных к поясу; это делалось для того, чтобы малыши не утонули, когда упадут за борт, а это с ними происходило постоянно.

Здесь было и множество других судов, побольше, которые управлялись парусами. Когда я спросил наших сопровождающих, как они называются, монголы равнодушно произнесли что-то вроде «джонка». Правильное слово я узнал от хань — «чуань», но оно означает всего лишь судно вообще. Я так и не смог выучить тридцать восемь названий тридцати восьми различных видов речных и морских джонок.

В любом случае самая маленькая из них была величиной с небольшое фламандское рыболовное судно, хотя со стороны казалась такой же нелепой и неуклюжей, как плывущий по реке огромный деревянный башмак. Постепенно я догадался, что если у нас на Западе суда создают по образцу рыбы, чтобы сообщить им скорость, то моделью для джонки служила утка, поскольку создатели хотели придать своему творению устойчивость. Я не раз наблюдал, как джонка спокойно проплывает по Желтой реке над самыми бурными водоворотами с белыми «барашками». Возможно, потому, что джонка была медленной и прочной, ей для управления нужен был только один руль, а не два, как нашим судам; он располагался на корме посередине корабля и требовал всего одного рулевого. Паруса у джонки тоже странные: «пузо» паруса не надувается на ветру, оно обнесено рейками через определенные интервалы, поэтому паруса выглядят как перепончатые крылья летучей мыши. Когда необходимо уменьшить парус, то хань не опускают стеньгу, как на наших судах, а складывают перекладину за перекладиной, словно закрывают решетку жалюзи.

Из всех судов, которые я видел на этой реке, наибольшее впечатление на меня произвел весельный скиф, который назывался hu-pan. Он был до нелепости асимметричным, его борта образовывали дугу. Ну, положим, венецианскую гондолу тоже делают чуточку выпуклой, принимая во внимание, что весло гондольера всегда располагается справа, однако само судно изогнуто настолько незначительно, что это незаметно. Эти hu-pan были такими же кривыми, как сабля shimshir, которую положили на бок. Опять же это диктовалось практическими соображениями. Hu-pan всегда плавали близко от речного побережья, и поскольку гребцы все время старались держаться изогнутой или выпуклой стороной к изгибу берега, то судно легче огибало извилины реки. Разумеется, при этом гребец должен все время менять положение кормы и носа, потому что река поворачивает то в одну сторону, то в другую, и, таким образом, судно слегка напоминает возбужденно мечущуюся на поверхности воды водомерку.

Видел я в тех краях и еще одну диковинку — уже не на воде, а на суше. Неподалеку от Цзяюйгуаня мы подошли к заброшенным полуразрушенным руинам, которые когда-то были прочным сооружением из камня с двумя крепкими сторожевыми башнями. Сопровождавший нас Уссу пояснил, что в прежние времена это была крепость хань, которая принадлежала какой-то ныне вымершей династии. Крепость эта до сих пор была известна под своим старым названием, Нефритовые Врата, хотя на самом деле она вовсе не служила воротами и, разумеется, не была сделана из нефрита. Крепость являлась составной частью западной оконечности мощной и впечатляюще высокой стены, которая тянулась далеко на северо-восток.

Великую стену, как ее называли чужеземцы, сами хань именовали более красочно — Устами своей земли. В былые времена хань говорили о себе как о людях внутри Уст, имея в виду эту стену, а обо всех остальных народах, живших к северу и западу, как о людях снаружи Уст. Когда какого-нибудь хань, преступника или предателя, приговаривали к ссылке, про него говорили — «он выплюнут из уст». Стену возвели для того чтобы внутри нее оказались одни только хань, это самое длинное и мощное укрепление, когда-либо построенное человеческими руками Сколько было этих рук и как долго им пришлось работать, никто сказать не может. Однако для того, чтобы завершить это строительство, наверняка потребовались жизни многих поколений.

Согласно легенде, стена была построена вдоль пути следования любимой белой лошади какого-то императора из династии Цзинь, правителя хань, который начал строительство в далекие времена. Однако я не слишком доверяю этой истории, потому что ни одна лошадь по доброй воле не выберет такой тяжелый путь по горным хребтам, а ведь именно там и располагается большая часть стены. Разумеется, ни мы сами, ни наши лошади не полезли на хребты. И хотя все оставшиеся недели нашего, похоже, бесконечного путешествия по Китаю нам нужно было следовать в том же направлении, в котором тянулась эта, такая же бесконечная стена — мы видели ее почти постоянно, — однако не составило труда найти более легкий путь вдоль подножия холмов.

Великая стена причудливо раскинулась по всей территории Китая: кое-где она не прерывалась от горизонта до горизонта, однако в других местах она включала в себя естественные «бастионы» вроде пиков и скал и объединялась с ними по всей их длине, а затем тянулась дальше. К тому же стена не везде была единственной. Помню, однажды на востоке Китая мы обнаружили целых три параллельно стоящих стены, расстояние между которыми составляло около сотни ли.

Стена также не везде была одного состава. Восточная ее часть была сложена из больших квадратных кусков горной породы, прочно скрепленных между собой строительным раствором, словно здесь ее строили под бдительным присмотром самого императора. Она и по сей день стоит там в целости и сохранности: великая, высокая, мощная. Прочный бастион, достаточно широкий для того, чтобы через него плечом к плечу проехало конное войско. С обеих сторон этой дороги, расположенной на вершине стены, имеются зубчатые бойницы и огромные сторожевые башни, которые возвышаются над ней через равные промежутки. Однако кое-где в западной части стены подданные и рабы императора явно сделали свою работу небрежно, кое-как, словно знали, что он никогда не приедет проверять ее. Стена была построена плохо, из камней и глины, между которыми зияли бреши, а само сооружение не было ни высоким, ни мощным и вследствие этого по прошествии веков обрушилось и в нем образовались проломы.

Тем не менее по своей сути Великая стена — величественное и вызывающее благоговение сооружение, и я не в состоянии описать ее при помощи терминов, понятных жителям Запада. Разрешите, я попробую сделать это иначе. Если каким-нибудь образом стену целиком, от края и до края, перенести вместе со всеми ее многочисленными фрагментами из Китая в Венецию, а оттуда протянуть на северо-запад по всему европейскому континенту, через Альпы, луга, реки, леса и все остальное, прямо до Северного моря, на побережье которого стоит фламандский порт Брюгге, то останется еще такая часть стены, что ее хватит, чтобы снова покрыть столь же огромное расстояние обратно до Венеции, а оттуда дотянуть на запад, до самой границы с Францией.

Принимая во внимание несомненную грандиозность Великой стены, мне показалось странным, почему же отец с дядей, которые видели ее раньше, даже не упомянули мне о ней? Не хотели пробуждать моего интереса раньше времени? Читатели, кстати, могут поинтересоваться, а почему я сам тоже не рассказал о таком чуде в первой своей книге, где подробно описал все путешествия? Признаю, это было с моей стороны упущением, но, честно говоря, я считал, что люди просто откажутся поверить в подобное. Кроме того, я, как ни странно, не считаю эту стену особым достижением хань. Напротив, мне кажется, что им в какой-то мере даже следует стыдиться ее. Сейчас объясню.