Пять рассерженных жён

Я представила, сколько радости получит баба Рая, каким ценным человеком почувствует себя и присущая мне вредность взбунтовалась.

«Не бывать этому!» — воскликнула я и схватилась за ведро и тряпку.

В моей жизни обычно на пути таких похвальных намерений всегда вырастают непреодолимые препятствия. Выросли они и на этот раз. Позвонил Евгений.

— Ты куда пропал? — удивилась я, тут же вспомнив, что обычно он всегда был рядом.

— Только не подумай, что собираюсь мириться, — начал длинной преамбулой Евгений, — Тамарка права, ты несносна…

— Если уж берёшься цитировать Тамарку, — грубо оборвала его я, — так делай это хотя бы правильно. Она говорит, что я невозможная.

— Ты и несносная, и невозможная, — разозлился Евгений, — но через несколько дней приезжает Санька, а я обещал ему шведскую стенку. Я не могу его обмануть, у него и без того горе.

Мне стало дурно.

— Боже, что за горе? — страшно испугавшись, закричала я.

— А разве иметь такую беспутную мать, это не горе? Я с ужасом думаю, что с этим мальчиком будет, если я от тебя уйду.

— А ты разве ещё не ушёл? — заволновалась я.

Евгений вдруг сделался чрезвычайно рассудителен и заговорил буквально по-мужски.

— Понимаю, что ты мечтаешь отделаться от меня, — спокойно сказал он, — но не выйдет. Я не брошу пацана на произвол судьбы. Оставить его с тобой, это то же, что отдать ребёнка на воспитание шайке шимпанзе. Завтра ты вляпаешься в новую историю, а потом в другую и так до бесконечности, а воспитание вещь тонкая и требует каждодневного вложения себя в другого человека.

Я пришла в восхищение.

— Что ты сказал? Повтори. Только медленно, и, желательно, по слогам.

Рассудительность мигом покинула Евгения, и он закричал:

— Иди ты к черту! Ты когда-нибудь будешь серьёзной?

— Более чем сейчас — никогда, — заверила я. — Ты сам не понял, что сказал. Это же вещь! Это уже, как говорят итальянцы, мотто — остроумное изречение. Понимаешь? А ведь до общения со мной ты был, прости, примитивен. До общения со мной тебе и в голову не пришло бы сказать такое.

— Да что я сказал-то? — уже заинтересовался Евгений.

— Ты сказал, что воспитание — это каждодневное вкладывание себя в другого человека.

— Хм, — почему-то смутился Евгений. — Это я такое сказал? Звучит двусмысленно. Действительно, до общения с тобой мне и в голову не пришла бы такая пошлость. Таким воспитанием все мужики занимаются и с жёнами и с другими бабами, я только думал, что это называется по-другому.

Может он изрёк что-то слишком тонкое, но я не поняла и постеснялась спрашивать, дабы не прослыть бестолковой. Вместо этого я сказала:

— Если ты собираешься приехать, то знай: я делаю в квартире уборку.

— Это зря, — не одобрил Евгений, — еду же делать Саньке шведскую стенку, а следовательно собираюсь пилить и строгать.

Не могу сказать, что это меня огорчило. Я охотно рассталась с тряпкой и ведром и тут же позвонила Полине. Я, конечно, дала себе клятву не лезть в их дела, но надо же было узнать живы ли они.

— Я жива, — сообщила Полина, — но лишь потому, что дома сижу.

— Сиди и дальше, — посоветовала я.

— Но мне надоело, — посетовала Полина. — Ты будешь меры принимать или не будешь?

«Ага, все же нуждаются во мне,» — удовлетворённо подумала я и успокоила Полину:

— Буду-буду.

— Тогда скорей принимай.

В уже приподнятом настроении я позвонила Татьяне.

— Ты ещё не наехала на грузовик? — спросила я.

— Я пугаюсь даже детских машинок, — горестно пожаловалась она. — Где же твои хвалёные способности? Скоро ты найдёшь убийцу? Долго ещё мне дома сидеть? Даже за хлебом соседку посылаю.

Я сжалилась:

— Скоро найду.

Затем я позвонила Изабелле.

— Слава богу, объявилась, — обрадовалась она. — Мы уже разыскивать тебя собрались.

— А что меня разыскивать? Я дома сижу.

— Вот именно, дома сидишь. Я дома, ты дома, а кто убийцу искать будет? Ищи давай.

«Боже, какое мне доверие, — обрадовалась я. — Может не права я была? Может погорячилась?»

Для большей ясности, я позвонила Тамарке, хотя известно же, что это дело пустое.

Вопреки ожиданиям, ответил-таки один телефон, но это была секретарша, которая один черт никогда меня с Тамаркой не соединяла, каждый раз противно пища: «У неё совещание.»

Я уже приготовилась, как обычно, услышать этот противный писк, но секретарша репертуар неожиданно поменяла.

— Софья Адамовна, — как желанной гостье приветливо воскликнула мне она. — Вас ждут, соединяю.

«Вот это да!» — только и восхитилась я. На дальнейшие переживания мне времени не дали. Секретарша действительно меня соединила.

— Мама, ты невозможная! — сходу возмутилась Тамарка. — Ну куда ты пропала? То путаешься под ногами, а то вдруг возьмёшь и пропадёшь!

— Что ты мелешь? — обиделась я. — Кто у тебя под ногами путается? Ты забыла? Я выше тебя на десять сантиметров!

— Мама, не сердись, — пошла на мир Тамарка. — Я всего лишь соскучилась и даже начала волноваться, куда ты пропала.

— Не верю. Если ты так волновалась, то могла бы мне позвонить.

— Мама, ты едва не довела меня до этого. Я сказала этим дурочкам — имею ввиду Изабеллу и Полину — сказала им: «Завтра не позвонит, буду звонить сама.» А ты позвонила сегодня.

— Жаль, что не знала о твоих намерениях, — посетовала я. — Ты сделала коту прививку?

— Мама, перестань! Ты же знаешь — мне некогда.

Я возмутилась:

— Так о чем мы тогда разговариваем?

— Кстати, как твои фингалы? — мгновенно сменила тему Тамарка.

Ну совсем напрягаться не любит, только и говори с ней о приятном.

— За мои фингалы не волнуйся, — сказала я, — их почти уже нет. И Женька ко мне возвращается. Так что у меня все в порядке.

— Твой Женька от тебя уходил? — не скрывая восторга, воскликнула Тамарка. — Какой он молодец! Нет, Мама, он настоящий молодец!

Я была сражена таким неправильным к себе отношением.