Пятьдесят оттенков хаки
Шрифт:
Бледная, без кровинки в лице, она едва переставляла ноги. Медсестра пояснила: «Действие укола». Врач и следователь с пониманием кивнули и усадили ее на кушетку.
– Не стану скрывать, Мария Андреевна, состояние вашего сына критическое. В сознание он пока не приходил. Скажу честно: не уверен, что это пройдет скоро и тем более бесследно для мозга.
– В каком смысле? – женщина с надеждой посмотрела в глаза человеку, в руках которого была жизнь ее мальчика.
– В самом прямом. Последствия могут быть непредсказуемые, вплоть до самых худших.
– Что это значит? – мать вцепилась в
– К сожалению, все уже случилось, – горько вздохнул он.
– Сергей Николаевич, скажите правду.
– Он может утратить… мозговую деятельность.
– То есть?
Глаза женщины едва не лопнули от напряжения. Она зажала руками рот, сдерживая крик. Врач прижал ее лицо к своей груди и стал успокаивать, гладя по голове.
– Успокойтесь, вы сильная и мужественная женщина. Произойти может всякое, – с горечью подтвердил он. – Никаких гарантий. Это – мозг. Он преподносит много сюрпризов. Мы как-то делали об этом передачу. Помните?
Маша судорожно всхлипнула. Сестра протянула ей воду.
– И что теперь делать? – одними губами прошептала она.
– Ждать. Древние говорили: время – лучший советчик. Положительный исход вполне возможен. Полагаю, что так оно и произойдет – организм молодой, здоровый. Будем надеяться.
Маша, наконец, заметила следователя.
– А вы здесь зачем?
– Снять показания, – растерялся страж порядка.
– С кого?
– С вашего сына, – закашлялся тот, – когда он придет в себя.
– Он придет, – убежденно заявила мать и посмотрела милиционеру в глаза. – Кто это сделал? Муж?
Поначалу последнее уточнение поставило следователя в тупик. Привыкший к любому развитию событий, он не удивился и лишь почесал затылок. А потом рассказал, что виновник – мальчик из очень неблагополучной семьи. Отец – надзиратель в колонии. Мать лишена права голоса. Дома – настоящая тюрьма. Дети – несчастные и болезненно неуравновешенные, состоят на учете у психиатра.
– А почему они учатся не в спецшколе?
– В гарнизоне такой нет. Будем решать, – обнадежил капитан. – Если ничего не случится…
– Уже случилось, – перебила его Маша. – Чего еще ждать?
– Товарищ капитан, займитесь текущими делами, – оттеснил служивого врач. – Когда ситуация прояснится, вам непременно дадут знать.
– Можно мне к сыну? – умоляюще скрестила руки Маша.
Медик, сожалея, покачал головой: «Не сейчас – он в реанимации. Только не плачьте – обещаю что-нибудь придумать». По лицу журналистки ручьями струились слезы. Сжатые кулаки побелели от напряжения. Она монотонно стучала ими по коленям. Врач подал знак медсестре, та понимающе кивнула и принесла шприц.
К счастью, в небесной канцелярии от Маши не отвернулись и впервые за долгие годы протянули ей руку помощи. Когда врачи уже не решались делать никаких прогнозов и прятали от измученной матери глаза, Миша стал понемногу выкарабкиваться. Сергей Николаевич позволил ей поселиться в палате сына. Маша брала в руки его ледяную ладошку, прикладывала ее к побелевшим губам и до хрипоты шептала ему о планах на будущее. Иногда ей казалось, что ресницы мальчика подрагивают как-то особенно. Тогда Маша сжимала кисти его рук и начинала
в сотый раз пересказывать истории из детства. Шло время. Миша в себя не приходил, но результаты томографии уже позволяли надеяться на положительный исход. Так продолжалось еще несколько дней. Маша свято верила, что ее мальчик все слышит и помнит, просто его обессилившему мозгу требуется небольшая передышка.Не выдержав многодневной гонки и бессонных ночей, как-то под утро изнеможенная от усталости она прикорнула у его изголовья. Именно в этот день Миша пришел в себя. Он открыл глаза и в недоумении оглядел палату. Юный организм, наконец, окончательно победил в этой затянувшейся гонке. Мальчик испуганно покосился и, видя родное лицо, облегченно вздохнул. Он вытащил из-под одеяла руку и осторожно погладил поседевшие виски матери. Маша вздрогнула, открыла глаза и испуганно оглянулась. Казалось, это было прикосновение ангела. Не сразу догадавшись, что произошло, она посмотрела на сына и утонула в бездонной синеве его счастливых глаз.
Уже через сутки она добилась разрешения забрать Мишу. Сергей Николаевич, заметно нервничая, возразил:
– Куда вы собрались? Завтра вам дадут направление в область. Я категорически возражаю против поездки к бабушке. Неизвестно, как ребенок перенесет дорогу. На мой взгляд, он пока очень слаб.
Маша упорно стояла на своем:
– Вы же говорите, что в городе нет детских специалистов.
– Да, но в областном центре есть!
– Мамины врачи лучше!
– Откуда вы знаете? Вы же не медик.
– Я – мать! – запротестовала женщина. – И помню, как там спасли Мишу, когда областные специалисты бессильно развели руки и отказались делать операцию. Или вы забыли?
– Почему же, помню, но и про клиническую смерть тоже не забыл!
– Она случилась не по вине маминых врачей, они его как раз спасли!
– Пусть так, но сегодня, к счастью, другая ситуация, – заверил медик. – Ребенок все понимает, всех узнает. Он обязательно заговорит. Дайте время! У него сильнейшее сотрясение мозга. И стресс.
– А в палате всего плюс девять! Больные мерзнут!
– А вот это не по вине госпиталя. У нас нет своей котельной, весь город мерзнет, – вздохнул врач. – Чем тратить деньги на дорогу, купите лучше Мише соков и фруктов, – он горько усмехнулся. – Сказал «купите» и самому стыдно стало. На какие шиши? У вас есть хоть какие-то деньги? Вам, наверное, тоже не выдают довольствие?
– Третий месяц, – кивнула Маша, пряча слезы.
– Ну, и как же вы его повезете? Деньги есть только для нужных людей и выдаются они исключительно по распоряжению Митрофанова.
– Я сумею ему все объяснить, – заупрямилась журналистка.
– И все же давайте отправим мальчика в область.
– Нет, повезу его к матери!
– Черт с вами! – не удержался врач. – Пишите расписку, что вы предупреждены о последствиях, – он нервно протянул лист бумаги и достал из бумажника несколько мятых купюр. – Вот, все, что у меня есть. Не хватит даже в один конец, но больше предложить не могу.
Смахнув слезы, Маша с благодарностью посмотрела на медика и потянулась за ручкой. От денег она категорически отказалась, заверив, что Митрофанов непременно поможет – командир знает цену горю.