Пятница, тринадцатое

И только теперь, когда мальчика не было среди нас, я смогла оценить все прелести тишины, не нарушаемой ни топотом ног, ни музицированием на батарее отопления, ни дикими воплями.

Уж и не знаю, чем профессору удалось так зацепить мальчишку — наверное, у Алексея Даниловича и вправду был педагогический талант, только факт остается фактом — Вячик пробыл в номере целых два часа.

Наверняка профессору нелегко далось общение с мальчуганом — судя по тому, что Шмаков выходил из номера и просил у комендантши нитроглицерин, Алексей Данилович чувствовал себя неважно.

— Мои запасы иссякли, — виновато развел он руками, — не найдется ли у вас пары таблеточек? Сердце, знаете ли, пошаливает…

— Сейчас посмотрю, — засуетилась Оленька и, проинспектировав свою аптечку, протянула Алексею Даниловичу крохотный цилиндрик с таблетками.

— О, спасибо! — поблагодарил ее Шмаков. — Мы с мальчуганом рассматриваем картинки в моих книгах, да что-то вдруг прихватило.

— А я распоряжусь, чтобы завтра вам из города привезли лекарства, — пообещала комендантша, — машина пойдет с утра, вот вы списочек-то и приготовьте, я его нашему шоферу и вручу.

— Да нет, спасибо, этого мне вполне хватит. — Шмаков спрятал нитроглицерин в карман теплой вельветовой пижамы. — Мальчик, конечно, шустрый, но мозговитый. Похоже, родители с ним не очень-то занимаются.

Оленька сочувственно закивала — мол, дите без присмотра при живых-то родителях.

— А я тут, собственно, работаю над мемуарами, — сказал профессор уже в дверях. — Мне необходим покой. Да, видно, не суждено.

— Наверное, вам есть что рассказать о своей жизни, — рассеянно проговорила комендантша, протирая полировку столов в помещении.

— Еще бы! — остановился на пороге комнаты профессор. — У меня была бурная биография. Можно сказать, что в ней представлены все изгибы истории Советского Союза. Ну, книжка выйдет, я подарю один экземпляр библиотеке санатория. А то тут у вас, я смотрю, одни отщепенцы: всякие Солженицыны да Сахаровы…

— Дядя Леша! — раздался из комнаты голос Славика. — Вы еще долго?

— Иду-иду, — заторопился Шмаков. — Ну, на чем мы остановились?..

Я заказала в баре кофе с корицей и медленно попивала сладкую терпкую жидкость, откровенно кайфуя и находясь в рассредоточенном состоянии.

— А, вот мои сигареты! — раздался из столовой веселый голос Доры, быстро спустившейся вниз по лестнице. — Я утром забыла пачку на подоконнике за занавеской — смотрю, а их нет.

— Так я столы протирала, вот и переложила на стойку, — пояснила Оленька.

— Славик еще у профессора? — поинтересовалась Капустина.

— Книжки рассматривают.

— Ну и славно.

Сигареты Доры, как выяснилось впоследствии, сыграли свою роль в случившейся в понедельник трагедии. Пачка «Пьер Карден» снова оказалась в центре внимания госпожи Капустиной часом позже.

Когда я поднималась к себе наверх, выкушав еще одну чашечку кофе — в баре его хорошо готовили, — то застала семейную чету Капустиных в холле на диване.

Пока я поднималась к себе на третий этаж, Дора с тревогой говорила мужу:

— Слушай, тут происходит что-то непонятное… Я даже боюсь, что Славик…

— А поточнее?

— Видишь ли, я стараюсь бросить курить, — говорила Дора, — ну, ты знаешь мою методику: по десять сигарет в день строго по часам.

— Я в курсе, — лениво отозвался Максим. — Ну и что случилось?

— Случилось — это громко сказано. Просто одной сигареты у меня не хватает. Ты, часом, не брал? Может быть, машинально?

— Наверняка ты сама машинально выкурила на одну больше, — вяло отвечал Капустин.

— Да нет же, я уверена, что не сбивалась с ритма, — заверяла его Дора.

— Я не понимаю, в чем суть твоего беспокойства? — начал терять терпение Капустин.

— Может, Славик своровал? — предположила Дора. — Вдруг он начал курить?

— Это уже твои проблемы, — оборвал ее Капустин. — И не лезь ко мне с пустяками…

Скука предобеденного времени была разбавлена еще одним событием — на горизонте снова появился Егор, который принялся подкалывать майора Голубца и Антонину Платоновну Меньшикову.

В начале разговора Егор был настроен довольно дружелюбно.

— Не хотите ли пивка? — предложил он присутствующим на веранде, обращаясь ко всем сразу. — Сегодня в поселке свежее завезли.

Поскольку ему никто не ответил, Егор решил конкретизировать свое обращение.

— Мадемуазель Меньшикова! — воскликнул он. — Позвольте поинтересоваться, а какое у вас звание? Судя по выправке — никак не меньше полковника!

Антонина Платоновна мило ему улыбнулась и скромно ответила:

— Я сгожусь разве что на медсестру. Помнится, мы проходили какие-то курсы…

— А вы, майор, — поинтересовался Егор, — готовы защищать отчизну, если враг вдруг нагрянет? Как вы думаете, кто сегодня вероятный противник?

— Понятия не имею, — отмахнулся Голубец. — Мне своих забот хватает.

— «Жила бы страна родная — и нету других забот», — Егор процитировал советскую песенку и поднялся к нам на веранду, хотя его никто не приглашал. — А у вас тут очень даже ничего…

Он бухнулся на диван и, распространяя за версту от себя запах перегара, закурил.

— Ба, да здесь автономное питание! — воскликнул Егор, когда его взгляд упал на стойку бара. — И ходить никуда не надо! Киряй себе на здоровье и балдей. Правда, цены тут того-с…

Егор изучил витрину бара, куда ему был заказан доступ, все же сверил наличность в карманах и разочарованно пожал плечами.

— Придется смотаться в поселок. Экономишь либо деньги, либо время. А времени у меня завались! Ну что, никто не составит мне компанию?

— Похоже, что нет, — кашлянув, ответил майор. — Вам следует поторопиться, а то все пиво в ларьке раскупят. Время уже близится к обеду…

— А вам лишь бы брюхо набить, — огрызнулся Егор. — Черноморский флот просрали? Просрали! НАТО к границам подпустили? Подпустили!

— Что? — выпучил глаза изумленный майор. — Вы это мне говорите?

— А кому же еще! — хмыкнул Егор. — Вот и остается завивать горе веревочкой.

— Ну, знаете ли! — даже задохнулся от возмущения майор Голубец.