Пятница, тринадцатое
Шрифт:
— Змея! — патетически провозгласил Семен. — Дохлая змея в моем номере!
— Да что вы? — неуверенно проговорила Оленька. — Такого быть не может.
— В спальне на кровати, — печально вздохнул Сема. — Посреди супружеского ложа. Зайдите и убедитесь сами, а потом мы побеседуем.
Оленька проскользнула в спальню, сдавленно ахнула и вернулась назад.
— Да-а, — протянула она, — вот как бывает! А знаете, ведь у нас тут много змей водится. Это значит — места хорошие, чистые. В смысле экологии. Но в номера они ни разу не заползали. Впрочем, был тут один случай в шестьдесят —
Лучше бы она этого не говорила. Лучше бы она упала на колени и взмолилась о пощаде. Тирада насчет экологии и воспоминания о давних временах доконали Сему. Теперь он начал орать во всю мощь:
— Что это за дом отдыха, мать вашу, если у вас в номерах гадюки дохнут?!
— Мы разберемся…
— А вдруг бы она была живая? — не унимался Семен. — Откуда она здесь взялась, в конце-то концов? Я вас спрашиваю!
— Ну… заползла, наверное, — беспомощно произнесла Оленька, оглядывая номер. — Вон у вас щели какие в плинтусах.
— У нас? — аж подскочил на месте Сема. — Это у вас щели в плинтусах! Да и ночью что-то за стеной шуршит. Что там может быть за обоями? Тоже небось гадюки? Может, здесь их целый выводок?!
— Это древоточцы, — уверенно успокоила его Оленька. — Такие ма-аленькие жучки…
— Древоточцы? Я свои деньги плачу не за то, чтобы древоц… древоточцев, — тьфу, язык тут у вас сломаешь, — по ночам слушать и любоваться на мертвых змеюк. Унесите эту тварь и выкиньте к чертовой матери! — яростно завопил Семен. — Постойте, вот еще что! Я подам иск! Да-да, мы скоро встретимся в суде, и я с вас сдеру за моральный ущерб кругленькую сумму.
— Да! — подключилась к нему Милена. — Вы нам заплатите за все!
Оленька унесла гадюку, завернув ее в газету, постояльцы вскоре разошлись по своим номерам, а Волковы продолжали громко возмущаться, обращаясь уже друг к другу. До меня долетали звуки их голосов, и, если не знать ситуации, можно было бы подумать, что они просто ругаются между собой. Но вскоре и эти звуки стихли.
Я мирно листала журналы, гуляла по аллейкам пансионата, изредка кивая постояльцам своего корпуса — мне попались по дороге Капустины, которые неспешно брели в неопределенном направлении, тихо беседуя.
Рассеянно кивнув мне, — я как раз обгоняла Дору с Максимом, — Капустин вернулся к оборванному на полуфразе разговору:
— …я начинаю уставать.
— Ничего, мы скоро утешимся, — отвечала ему Дора. — И ты знаешь как.
— Снова за старое? — усмехнулся Максим. — Ай-яй-яй, как нехорошо!
— Вот как? А разве ты против? — так же задорно ответила ему Дора.
— Конечно, я — за, — проговорил Капустин. — Все остается по-прежнему…
— Несмотря ни на что…
Кроме этих фраз, я ничего не слышала, да и не пыталась услышать. Меня гораздо больше интересовала программа кабельного телевидения на эту неделю, и я шла на почту, чтобы купить ее.
Наверное, так повлияли старые журналы — я снова начала испытывать киноголод…
Но аудиоэффекты этого дня с криками Милены отнюдь не прекратились. Более того…
То, что произошло после обеда, заставило меня всерьез насторожиться и начать присматриваться к окружающему с большей долей внимательности
и серьезности.Приблизительно в четыре часа дня на втором этаже раздался выстрел. Вслед за тем послышался какой-то шум и быстрый топот ног.
Я мигом вскочила с кровати, как будто меня подбросило вверх пружиной. Выскочила в коридор. Опрометью бросилась к лестнице. Уже собралась сбежать вниз, как вдруг меня окликнул побледневший майор Голубец, выглядывавший из-за своей двери.
— Что это было? — спросил он, едва шевеля посиневшими губами.
— А вы как думаете? — бросила я на ходу. — Выстрел, само собой.
— А может быть, это хлопнула входная дверь? — с надеждой прокричал мне сверху Голубец, осторожно глядя в лестничный пролет.
Вниз, однако, он не стал спускаться, ожидая моего возвращения.
Долго ждать ему не пришлось. Я прошла по коридору второго этажа, убедилась, что никаких трупов в холле не валяется, и уже стала склоняться к мысли, что это действительно был хлопок входной двери.
Да, но в таком случае кто-то должен был войти. А я слышала только глухую возню на этаже, а вовсе не топот каблуков по лестнице.
Тогда, может быть, кто-то вышел? Я спустилась вниз и посмотрела сквозь стекло на улицу. Пространство перед корпусом было абсолютно пустынным.
Я решила проделать эксперимент. Подойдя к двери, я распахнула ее настежь, а потом отпустила пружину. Да, что и говорить, хлопает здорово…
Но все же это был совсем другой звук. Выстрел — он и в Африке выстрел…
Я снова поднялась к себе. Голубец между тем за время моего отсутствия постучал в дверь к Погодиным и спросил, слышали ли они этот звук.
— Ну дверь хлопнула, — ответил сумрачный Артем, — ну слышали. И что дальше?
— Да нет, ничего, просто я хотел убедиться, — пробормотал Голубец.
— Убедились? — спросил Артем и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.
Пока она оставалась открытой, я вполне явственно слышала доносящиеся из глубины номера женские рыдания — Вера плакала навзрыд, по-бабьи.
— Так это был не выстрел? — осведомился майор. — Просто кто-то пришел, да?
Но я не стала ему отвечать — общаться с Голубцом как-то не хотелось.
В номере я снова постаралась вздремнуть, но ничего не вышло.
Даю голову на отсечение — в коридоре второго этажа стреляли!
Уж этот-то звук знаком мне как никакой другой: в спецподразделении «Сигма», куда нас посылали на практику каждое лето во время обучения в разведшколе, стрельбы проходили чуть ли не каждый день, и еще пару лет назад я могла по звуку определить марку оружия.
Что касается этого выстрела, то, кажется, стреляли из «ТТ».
Черт, а ведь даже на лестничной площадке чувствовался запашок пороха!
Ну уж нет, я этого дела так не оставлю! Пусть кто хочет винит во всем тугую пружину входной двери — меня не переубедишь!
Я резко поднялась с кровати и в самом боевом настроении вышла из своего номера.
Спустившись на второй этаж, я начала неторопливо прохаживаться по коридору, внимательно осматривая стены и потолки. На четвертом проходе мои шатания увенчались успехом — я нашла след от пули.