Пытаться не любить тебя

— Ты вовремя, — сказала ему, пока он гасил сигарету, докуренную до фильтра, раздавливая её своим массивным ботинком из кожи чёрного цвета. Они пошли вдоль дороги, под настолько лёгким дождём, что прежде чем достигнуть тротуара, тот становился похожим на пыль.

— Я люблю делать хорошо любую работу. Всё в порядке там, внутри?

— Обычная история.

— Козёл объявился?

— Сегодня вечером нет.

— Что он из себя представляет?

— Представь себе высокого пижона, тощего, светловолосого и одетого по последней моде, так вот – это он.

— И ты себе позволила быть одураченной одним из таких?

Она повернулась, и мгновение смотрела на Маркуса в ярости.

— Я думала, что ты не один из тех, кто обвиняет женщин, отправившихся на поиски. Если я ошиблась, можешь свалить отсюда к чёртовой матери, я вернусь домой одна.

Маркус слегка коснулся её локтя рукой и тут же отпустил. Но у Пенни создалось впечатление, что этот жест, явился мимолетным выражением дружелюбного проявления.

— Я не один из таких, — признался Маркус. Взял ещё одну сигарету и засунул в рот. Он держал её губами и ощупывал тело в поиске зажигалки.

«Если хочешь, я тебе помогу».

— Монаха не делает одежда, в противном случае я должна бояться тебя.

— На самом деле, ты должна меня бояться.

— В самом начале так и было, но только на мгновение и только потому, что я приняла тебя за Гранта. Я боюсь темноты больше, чем тебя.

Маркус нашёл зажигалку. Пламя, небольшое и краткое, превратило конец сигареты в оранжевый уголёк. Он сильно затянулся, а затем вместе с проникшим в лёгкие дымом, пробормотал бесцветным голосом:

— Ты ошибаешься. Я не тот парень, кто изнасилует тебя, этого никогда не случиться и тебе не надо бояться меня в этом смысле. Но не ищи и не выдумывай себе ничего другого. Ты мне платишь, и я тебя сопровождаю. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. Это соглашение, больше ничего и точка.

Пенелопа кивнула, пока копалась в карманах своего пальто. Слова Маркуса были правильные, конечно они были предпочтительнее, чем слова от другого мужчины, неважно какого. Того кто придет в её жизнь и придумает миллион сказок, чтобы втереться ей в доверие, как это сделал Грант. Она предпочитала эту искренность, даже если такая правдивость делала больно её сердцу.

— Вот, возьми, — наконец сказала она, вытаскивая пять банкнот по десять долларов. — Это твой первый гонорар.

Маркус убрал эту заначку в собственный карман. Он ни минуты не колебался. Дополнительная демонстрация его прямолинейности. Давать и брать, и ничего другого.

— Теперь скажи мне, что я должна сделать, чтобы пойти навестить Франческу.

На несколько секунд он замолчал. Затем рассказал ей о тюрьме, в которой сидела Франческа. Тюрьма находилась на расстоянии примерно миль в двести отсюда. Лучший день для посещений в воскресенье – было больше людей, а проверки проводились не очень тщательно. Она должна быть готова к личному досмотру и приготовить ответы на несколько вопросов о том, почему навещает заключённую.

— Когда Малкович узнает об этом, то может спросить о чём-то в это духе, — сказал Маркус, почти самому себе в полголоса.

— Сразу видно, что у тебя нет ни капли романтического духа. Ты думаешь, они слушают ваши разговоры?

— Нет. Они не доходят до этой точки. Она же не какая-нибудь террористка талибана.

— Хорошо, ну, тогда я скажу ему, что я пошла сказать ей, что история между вами закончилась. Что ты не нашёл в себе мужество сделать это. В это он поверит.

— В это он поверит, потому что сам так поступил бы. Потому что он посредственный чиновник, который хотел бы бросить свою уродливую жену, бог знает сколько времени, но не смеет, и был бы счастлив, если кто-нибудь сделает это вместо него.

— Или он поверит, потому что знает как ты любишь Франческу и понимает, что увидеть её глаза в слезах – убьет тебя.

— Франческа никогда не заплачет из-за дерьма такого рода.

— Быть брошенной любовью всей жизни – это дерьмо?

— Ты не можешь понять.

— Что? Что я не могу понять?

Он на ходу развернулся, и в этом движении было что-то звериное.

— Что означает слово выживать. Кто выплакал все свои слёзы в двенадцать лет, тот не прольёт больше ни одной. Она заботится обо мне, но если я её брошу, то от этого она станет сильнее, чем прежде. Никогда не видел чтобы она плакала, никогда. И в любом случае это гипотетические рассуждения, потому что я собираюсь умереть вместе с ней.

Пенни не сделала никаких комментариев. Она всегда была убеждена, что любовь – это жить с кем-то, а не умереть, но она не возражала ему. Для него всё было так: жизнь была война, а любовь – оружие. Быть вместе против чего-то или не вместе и на этом всё. Она не имела понятия о прошлом обоих, через что им пришлось пройти и что разделить. Но была полностью уверена – такой тип любви являлся максимумом того, что оба могли себе позволить.

«Уверена – это больше, чем я когда-либо смогу получить».

— Как я туда доберусь? — спросила его.

— Как мы доберёмся.

— Ты поедешь со мной?

— Я не отпущу тебя одну. Никогда не знаешь, что может случиться. Мне нельзя, но я всё равно поеду с тобой.

— Ты хочешь быть уверен, что моя миссия будет выполнена хорошо?

— Скажем так.

В этот момент дождь усилился. В один миг он полил как из ведра. Маркус выбросил сигарету и взял Пенни за руку, волоча её к входной двери дома. Она чувствовала себя, как будто бы её ноги сделаны из глины. Они промокли больше, чем цыплёнок, упавший в лужу. Маркус провел рукой сквозь короткие волосы, разбрызгивая вокруг себя капли.

—Заходи домой и переоденься , — приказал ей Маркус, — Если ты заболеешь, то в воскресенье мы не сможем никуда поехать.

— Как ты бескорыстен.

— Ты мне нужна и я хочу, чтобы ты оставалась здорова, по крайней мере, до воскресенья.

— А потом я могу умереть?

— Абсолютно свободно.

Пенни что-то пробормотала и начала подниматься по лестнице. Как обычно было темно. Маркус достал из кармана фонарик, небольшого размера, но мощный. Карамельного цвета круг, осветил лестницу почти как днём.

Когда она попыталась войти в собственную квартиру, Пенни поняла, что случилось не серьезное, а трагическое недоразумение. Бабушка закрыла дверь на щеколду. Дверь открывалась на три или четыре сантиметра, а потом блокировалась. Ей удалось бы попасть во внутрь только если бы она была листом бумаги. Пенни парализовало напротив приоткрытой двери, что давала ей отпор. Маркус, стоящий позади, сказал:

— Я выбью её в одно мгновение. От этих безделушек никакого проку.

— А ты можешь это сделать тихо?