Ради тебя одной
Шрифт:
Вернулись в дом – стол накрыт: картошечка парящая с укропчиком, огурчики соленые, котлеты домашние. Прислуга постаралась и исчезла до утра. После первой – с мороза! – рюмки Береславский почувствовал, как спадает напряжение, не отпускавшее его с начала событий. И так захотелось ему развеяться, что выпил Ефим гораздо больше, чем мог.
Поэтому помнил действительно не все, обрывками. В теннис играли, в бильярд. В «бутылочку» – вспомнили детство золотое. В сауну ходили – уже по-взрослому, потом снова бильярд. Потом стреляли из пневматического пистолета. Шариками по бутылке. Нет, это было до сауны. Потом, уже ночью, на лошади катались,
Ефима подсаживали сразу обе «племянницы», и то он умудрился свалиться в сугроб. К счастью, умная и интеллигентная лошадь, понимая, что за джигит на нее лезет, так и не тронулась с места. И все время пили, пили, пили…
– Бр-р-р! – помотал головой Береславский. Нет, вроде предметы уже не расплываются. И что важно – мир вокруг него перестал отвратительно вращаться.
Давненько он не испытывал столь выворачивающих душу – и не только душу! – минут. Правда, и удовольствий тоже было немало: он с одобрением посмотрел на симпатичное и свежее – даже после вчерашнего активного отдыха – лицо «племянницы». Вторая была где-то на втором этаже, с Вованом. Кстати, сколько их было? Неужто только две? Всю вторую половину вечеринки Ефим, под радостное ржание дружка, пытался сосчитать девчонок. Результаты предательски не сходились: то две, то три. А один раз – даже четыре.
– Ох, беда… – тихонько простонал Ефим, почувствовав внизу живота симптомы, отравившие ему завершение праздника. Он оделся и поплелся в огромную ванную.
Там уже принимал водную процедуру «жаворонок» Вован. Этому все было нипочем. Такого бугая не мог сломать ни бизнес, ни кризис, ни отдых, даже самый веселый. Стоя за занавеской в огромном сложном агрегате, объединившем джакузи и душевую кабину, и, как всегда, жизнерадостный, банкир с удовольствием вспоминал вчерашние подвиги Ефима.
– Заткнись, пожалуйста, – мягко попросил его Береславский, склоняясь над раковиной.
Вован заржал:
– Да ты просто не допил! Пойди на кухню, налей пятьдесят грамм – и как рукой снимет!
Ефим с ужасом представил, как льет в горло эту вонючую и горькую гадость. Ни за что! Он действительно ушел на кухню и выпил, наверное, с пол-литра вкуснейшего морса, приготовление которого Вован никому не доверял: варил сам, лично. Потом встал под душ в освободившейся ванне. Тугие струи холодной воды сильно подпортили ему настроение – хотя до этого казалось, что хуже уже не бывает. Зато перестало тошнить.
«Все, пора завязывать», – решил Ефим. Ему было стыдно перед Натальей, и он дал себе слово, что больше – никогда. Он понимал, конечно, что это слово не первое и, скорее всего, не последнее. Но сию секунду был искренен в своих благородных намерениях.
На кухне Вован, опять-таки по собственному рецепту, заваривал чай.
– Классный был вечерок! – никак не мог успокоиться он.
– Да уж, – тихо соглашался Ефим.
– Но, блин, как ты Дозора напугал! И меня тоже. Я уж думал – хана.
– Я? – изумился Береславский. – Напугал Дозора?
– А кто же! Я, что ли? – хохотнул Вован. – Скажи еще, что не помнишь.
– Нет, помню. – Ефиму не хотелось выглядеть совсем уж запойным. – Только не все.
– Дозор тебя облаял, помнишь?
– Вроде да.
– А ты на него заорал: «Заткнись, гад волосатый!» Он чуть цепь не перегрыз! Брехал как бешеный. Кстати, ты его тоже облаял.
– Матом? – схватился за лысую голову Ефим. –
При девчонках?– Каким матом? Натурально облаял. Обгавкал! Встал на четвереньки и обгавкал. А потом сказал, что возьмешь его голыми руками.
– Я? – не поверил Ефим. – Дозора? Твое чудище?
– Кончай голову дурить! Ты что, в самом деле не помнишь? – раскатисто ржал Вован.
– Не очень, – наконец признался Береславский.
– Дозор рвался с цепи. А ты сказал, что «человек» – звучит гордо.
– Это не я сказал, – скромно поправил Ефим.
– Вчера – ты, – отмахнулся Вован. – И что не смеют кобели облаивать поэтов. Потом намотал шарф на руку и пошел на Дозора.
– О господи! – простонал Ефим, представив всегда наводившие на него ужас клычищи Вовкиного волкодава. – Я где-то читал об этом. Кинологи обертывают руку и суют псу в пасть.
– Вот-вот, – подтвердил Вован. – Вспомнил наконец.
– И я это сделал? – всерьез ужаснулся герой вчерашнего дня.
– Не видел. За ружьем побежал.
– Зачем?
– Вообще-то ты мне дороже Дозора, – честно признался Вован.
– А дальше что было? – безнадежно спросил Береславский.
– Дальше девчонки рассказали. Они тебя вдвоем держали, но ты вырвался и поперся к будке. Кричал, что ты – венец. Не помнят чего.
– Природы, – подсказал Ефим.
– Да, наверно, – согласился друг.
– А Дозор что? – утомленно спросил Береславский.
Вован опять заржал:
– Не поверишь! Спрятался в будку!
– Я страшен в гневе, – успокаиваясь, подтвердил Ефим. Эта история оказалась не столь ужасной, он уже был готов к худшему.
Через полчаса, напившись чая и морса, в почти нормальном состоянии Береславский собрался в путь.
– До свидания, девчонки! – заглянул он в комнату.
– Ой, а вы уезжаете? – расстроилась старшая «племянница». Они с Ефимом вчера быстро нашли общий язык.
– Да, – огорченно подтвердил Ефим, – дела. – При виде полуприкрытой одеялом дамы он вдруг подумал, что мог бы еще немного задержаться. Но совесть внезапно проснулась и из какого-то дальнего закутка высунула-таки свой коготок. К тому же опять пришлось бы развязывать и завязывать ботинки. – Никак не могу. Счастливо оставаться.
– Еще встретимся? – улыбнулась «племянница».
– Надеюсь, – ответил Ефим и в который раз устыдился собственной беспринципности.
Его машина осталась за забором: ночью на ней ездили в круглосуточный ларек за водкой и застряли в сугробе. Утром сторож – он же конюх – откопал «аудюху», и теперь она стояла на чистой дороге. Ефим нажал на кнопку брелока, но машина не пикнула. «Ну вот, начинается, – подумал он. – Хорошо хоть замки дверей открыты».
Он сел на водительское место, удобно прижался к высокой спинке, включил двигатель и обогрев сиденья. Только тронулся – как почувствовал холод и болезненное нажатие у правого виска.
«Что за черт!» – поднял он руку, чтобы отодвинуть невесть откуда взявшуюся штуковину.
– Сидеть, сука! – прошептал чей-то голос сзади и снизу.
«П…ц, – пронеслось в голове ошеломленного Ефима. – Допился!»
– Давай прямо к шоссе, потом скажу, куда свернуть.
Береславский наконец понял, что это не глюки, а к его виску действительно прижат ствол небольшого, но от того не менее страшного пистолета. Он скосил глаза назад и увидел внизу злое лицо. Мужик хотел напугать Ефима и, безусловно, своего добился.