Радость и страх

С Табитой он держится очень дружелюбно и весело.
– Нэн? За Нэн не беспокойтесь. Нынешние молодые женщины умеют за себя постоять.
– Он говорит, точно выступает на предвыборном собрании; и в сопровождении сочувствующей и преданной секретарши выходит из комнаты с улыбкой актера, эффектно закончившего монолог под занавес.

Табита снова обращается к Кит: - Но послушай, кому-то надо бы все-таки поговорить с Нэнси. Очень уж она молода.

Кит отвечает совсем уже несдержанно: - Говорить с Нэн бесполезно. У нее всегда были на уме одни удовольствия, и за это я, право же, не в ответе.

– Ты уж не меня ли винишь?

– Я, во всяком случае, не виновата.

И не в силах продолжать этот бессмысленный спор, она подхватывает на руки дочку - крошечную толстушку, до смешного похожую на отца, - и уносит куда-то в глубину квартиры.

Табита уезжает в бешенстве. "И это называется мать! Да меня же еще винит в том, что Нэнси такая сумасбродка. Впрочем, она никогда ни в чем не признавалась".

Измученная, безутешная, она возвращается в "Масоны", где ее ждет телеграмма. "Можешь дать взаймы пять фунтов? Срочно". И адрес маленькой гостиницы в Сассексе.

"Надо полагать, она там с этим человеком", - решает Табита и телеграфирует в ответ: "Прошу поподробнее".

Два дня молчания, потом коротенькое письмо из пансиона в Южном Уэльсе: "Дорогая бабушка! Я в безвыходном положении, не знаю, что делать, если сейчас же не добуду 20 фунтов. Не стала бы у тебя просить, если б знала еще кого-нибудь, у кого есть деньги. Но если лишних денег нет, не посылай ни в коем случае. Верну, как только получу свои карманные. Крепко целую. Нэн".

Табита возмущена. "Ну не типично ли? Что прикажете делать с такой нахалкой? Да еще застраховала себя от чувства вины - нарочно пишет, чтобы ничего ей не посылать, если это меня хоть сколько-нибудь затруднит. И что она делает в Уэльсе?"

Она пишет строгое письмо, требуя объяснений. Что Нэнси там делает? Она с Луисом? На что именно ей нужны деньги?

Три дня спустя приходит телеграмма: "Вышли телеграфом 10 фунтов только взаймы. Ответь немедленно. Пропадаю. Нэн".

Телеграмму принесли, когда Табита была по делам в Эрсли. Она вскрыла ее уже вечером и выяснила, что деньги можно перевести только завтра. Теперь она не находит себе места от страха. Слово "пропадаю" ужаснуло ее. Она уже представляет себе, что Нэнси выгнали на улицу или посадили в тюрьму. Она не может уснуть, и Бонсер злится.
– Да не крутись ты. Что с тобой сегодня творится?

– Ничего.

Но Бонсер, хоть и не считается с ее чувствами, безошибочно их угадывает.
– Опять волнуешься из-за этой потаскушки?

– Очень мне нужно волноваться из-за Нэнси, когда она так себя ведет.

– Так что тебя гложет? Уж эти мне бабушки. Курам на смех.

Табита вздыхает про себя: "Если б она хоть стоила того, чтобы из-за нее волноваться".

Утром она посылает Нэнси десять фунтов. И опять ни слова в ответ, а через месяц, вернувшись из города, она застает Нэнси у себя в гостиной развалилась в самом удобном кресле и курит сигарету.
– Явилась, значит? говорит она холодно.
– Ты хоть получила те десять фунтов?

Нэнси медленно поднимается, целует Табиту и отвечает отсутствующим тоном: - Да, конечно, я же тебе ответила.

– Ничего ты мне не ответила. Ты разве не знаешь, что о получении денег нужно извещать? Они могли пропасть. Я уже не говорю о том, что это принято.

– Но я помню, что ответила.
– Нэнси это, видимо, глубоко безразлично. Она и забыла об этих деньгах. Это давнишнее благодеяние значит для нее так же мало, как сегодняшний нагоняй. То и другое она принимает от бабушки как должное. Она опять развалилась в кресле и говорит в пространство: - А меня здорово по голове стукнуло.

– Это что значит на человеческом языке?

– Луис меня бросил. Я этого, конечно, ждала. Впрочем, нет, неправда. Это был сюрприз. В общем, я чувствую себя дура дурой.

– Если имеешь дело с мужчинами, надо быть готовой к сюрпризам.

– Но я думала, он правда влюблен, почему - сама не знаю. Наружность у меня не ахти и ума не так чтобы много.

– Жаль, конечно, что в школе ты не была прилежнее.

– А я не знаю? Остаться у тебя сегодня, наверно, нельзя?

– Если б ты хоть предупредила...
– Это острастка, чтобы в другой раз была умнее. Но, не дав Нэнси времени передумать, она говорит: - Пойду выясню, - и велит приготовить ей постель.

На следующий день Нэнси просит разрешения остаться до конца недели, а потом застревает еще. Она очень подавлена, от прошлогодней неуемной ее живости ничего не осталось, разве что откровенность в речи. Она киснет, курит по пятьдесят сигарет в день и худеет. Неряха, каких мало.

Табита бранит ее: - Столько курить вредно. Испортишь цвет лица.

А она отвечает терпеливо и рассеянно: - Да, вид у меня ужасный, верно?

Она почти не ест, и Табита предостерегает: - Не будешь есть заболеешь, только и радости.

А она отвечает: - О, я никогда не болею, я крепкая.

Бонсер уехал в Пайнмут. У него там, говорят, неприятности с мисс Спринг, она требует больше денег, чем он согласен платить ей теперь, когда содержит еще и Гледис Хоуп. Письма из Пайнмута и затянувшееся пребывание Нэнси в "Масонах" совсем выбили его из колеи, и уехал он злющий.

Оставшись вдвоем, бабушка и внучка ужинают в маленькой темной гостиной Табиты, а потом сидят на веранде и смотрят в сад. Нэнси съела на обед только тарелку супа и курит сигарету за сигаретой. Табита подрубает хозяйственные полотенца, поглядывая на нее поверх очков, недовольно хмурится и наконец прерывает молчание: - Хватит тебе кукситься. Встряхнись.

– Да я ничего, бабушка. Просто сама себе противна, такой оказалась идиоткой.
– И заводит речь о доме, о том, сколько огорчений доставила матери.
– Она не может мне простить, что я не умная, что ненавижу Тома. А я его не то что ненавижу, а скорее презираю, очень уж он доволен собой.

Вечер теплый, но не дремотный. Воздух прозрачен, и зеленоватый закатный свет окрасил молодую траву и листья в такие яркие краски, что они кажутся неестественными, почти грубыми. Птицы расшумелись, как всегда перед тем, как затихнуть на ночь. Высоко в ветвях огромного вяза в конце сада запел было дрозд, но внезапно умолк, мелькнул стрелой под кривым суком и исчез. Тихий вечер дышит уютом и покоем - наверно, потому, что сумерки скрывают даль и что скоро можно будет забыться сном.

Табита ощущает этот покой как близость между собой и Нэнси, и сердце у нее замирает. Будто этот вечер особенный, будто произошло что-то важное. Она полна сочувствия к внучке, такой еще юной, пережившей такой жестокий удар, и ей хочется выразить это сочувствие. А в то же время хочется, пользуясь случаем, преподать ей пенный урок, чтобы уберечь от новых ударов.

– На самом-то деле Том, наверно, хороший человек, а презирать мне кого-нибудь вообще не к лицу. Сама-то я существо никчемное.