Раскачивая любовь

Колыбельку из натурального розового дерева, похожую скорее на дорогой сувенир, она привезла из Грузии, где отдыхала месяц перед родами. Говорили, что если последние месяцы перед рождением ребенка мать отдыхает в экзотическом месте, плавает, загорает и пьет натуральные соки, то ребенок родится не только абсолютно здоровым, но и сказочно красивым. Веря в это, Маргарита «отрывалась» на лучшем черноморском курорте, как говорится, по полной программе.

А коляска у Любочки была просто чудом техники и произведением искусства! Мама не жалела денег, покупая вороха великолепных импортных одежек для крохи! А когда гуляла с дочерью, не скрывала своего удовлетворения, ловя восхищенные взгляды окружающих. Гордость за сотворенное «чудо» просто распирала ее!

Маргарита была любящей и заботливой матерью. Несмотря на постоянную занятость, она всегда находила время для дочери и уделяла ей внимание, так необходимое каждому ребенку. Она старалась уберечь и защитить дочь от всего негативного и мерзкого, что, к сожалению, на каждом шагу обрушивается на нас и наших детей.

Любочка училась в лучшей школе, – одной из первых частных школ города. Мама с азартом игрока оплачивала то лингвистический кабинет, то балетную студию, то теннисный корт. Любочка особенно не блистала в учебе, но и в отстающих никогда не была. Маргарите очень хотелось, чтобы ее дочь, была самой лучшей во всем, и за золотую медаль для дочери она раскошелилась на кругленькую сумму, чем снискала непомерную любовь директрисы школы.

Любочка взрослела стремительно, вырастая из дорогих детских шубок и облачаясь в еще более дорогие меха, кожи и коттон.

Любочку причисляли к «золотой молодежи», хотя она сама себя таковой не считала. Ей всегда было всего мало! Выросшая в абсолютной любви, не знающая нужды и отказов ни в чем, она привыкла получать и брать, произнося только одно волшебное слово: «мусик». Она никогда не называла Маргариту мамой, считая это слово плебейским и каким-то обыденным. Ласковое «мусик» казалось ей родней и ближе. Любочка очень гордилась своим «мусиком» и всех своих друзей водила к ней в офис, расположенный в центре города, в одном из красивейших немецких особняков. И там гордо представляла почему-то не друзей Маргарите, а ее друзьям: «Знакомьтесь, это мой мусик!», – и счастливая уходила вся в друзьях и со всех сторон обласканная вниманием.

Каждый раз после таких визитов, вес ее в кругу молодежи заметно возрастал. Ее уважали и с ней считались. Дети уважают успешных родителей и их заслуги приписывают себе.

С отцом у Любочки отношения как-то не складывались: то ли потому что он подолгу отсутствовал, пока она росла, то ли потому что ей хотелось, чтобы отец был капитаном, как у прыщавой подружки Нади, а не простым механиком, но скорее – потому что главной в семье всегда была мама и от отца ничего не зависело. Только однажды произошло то, о чем она будет жалеть всю жизнь…

…Время летело стремительно, – разрушая и созидая, рождая одних и убивая других. Огромная Россия развалилась на глазах. Менялись лидеры. Менялась политика. Идеалы и ценности, которые вкладывались в мозги с детства, были не только развенчаны, но и опошлены новой политикой власти так, что слово «советский» произносить стало как-то стыдно. Частный бизнес напористо вытеснял слабые государственные структуры, улицы пестрели иностранными вывесками, всем правили деньги, на законы никто не обращал внимания. Владелец помещения, где Маргарита содержала свой небольшой ресторанчик, поднял арендную плату так, что дальнейшее развитие оказалось под угрозой, а когда непомерно высокие налоги и поборы приперли к стенке, Маргарита была вынуждена продать свой бизнес заезжим чужакам.

Флот развалился окончательно, и толпы безработных моряков кружили по городу в поисках хоть какой-то работы. Петр не представлял жизни без моря и на берегу найти себе применения не мог. Но больше всего его тревожило то, что своим постоянным присутствием дома он раздражал Марго. И для дочери он не смог стать ни другом, ни авторитетом. Все в семье решала Маргарита: у нее были деньги и власть. И право любить или не любить принадлежало тоже ей. Своего мужа, ставшего теперь «береговым», она пристраивала на разные, как ей казалось, престижные работы, но всякий раз Петр оказывался не у дел. Должного образования у него не было, опыта работы на берегу – никакого, да и привыкнув за пятнадцать лет к вахтовому методу работы в море – четыре часа работать, четыре спать, – он ни морально, ни физически не мог работать по восемь часов в день.

Душа его разрывалась от несправедливости этой жизни, где ему не принадлежало ничего и где он был абсолютно никем. Душа его рыдала от неразделенной любви! Он видел, как жена под любыми предлогами избегает его, как брезгливо отдергивает руку, когда он пытается прикоснуться к ней. Петр жил, казалось, в семье, но совершенно отдельно, – в доме, где его никто не видел, не слышал и не замечал. Он чистил сапоги и туфли жене и дочери, убирал, мыл посуду, ходил в магазины и страдал… Он чувствовал себя одиноким и самым несчастным! Одиночество в семье было для Петра самой жестокой пыткой! Тяжкой душевной мукой! Это чувство разрушало его. Он физически ощущал, что в целом мире никому нет до него дела!

Его друзья, такие же, как он, бывшие моряки, оказались в аналогичных ситуациях. Многие жены сразу развелись с безденежными и безработными моряками и, лишив всего, выгнали их в никуда. И те, став изгоями и для семьи, и для государства, превратились в тех самых бомжей, которых мы видим на вокзалах, в переходах, у магазинов.

Однажды перед Новым Годом в гости пришел закадычный друг Петра – стармех плавбазы «Кронштадтская слава» в прошлом, а теперь «государственный бомж» Иван Карлович.

На судне как-то сразу стали называть его Карлой, и это имя на долгие годы прочно прилипло к нему. Он был невысокого роста, коренастый, с большим, выдающимся вперед животом. Шеи у него как бы и не было, и голова крепко сидела на плечах. Мускулистые руки с твердыми, будто из железа, пальцами навечно пропитались мазутом. Выражение его широкого лица всегда было добродушным и располагающим к разговору. На флоте все уважали его за высокий профессионализм. Моряки знали, что если в рейс идет Карла, все будет в порядке! Торговые суда практически все «дышали на ладан» и требовали постоянного ремонта. Только благодаря таким вот «карлам», работающим в тяжелейших условиях за мизерную плату, продлевалась жизнь судам, которым давно бы пора пойти на металлолом.

Сколько лет провели Петр с Карлой вместе на судне, бороздя моря и океаны! За рюмкой хорошего коньяка, который Маргарита всегда держала в доме, Иван Карлович не спеша рассказывал Петру о своем житье. Когда последний раз пришли из тяжелейшего годового рейса, фирма, которая фрахтовала их судно, обманула моряков, выплатив им сущие гроши. А потом и вовсе исчезла из поля зрения судебных органов, хотя весь экипаж догадывался, что беспредел происходит не без участия «наших» наверху. Больше года первоклассный механик с пятнадцатилетним плавстажем Иван Карлович бегал по разным конторам в поисках нового рейса – бесполезно! Взятки чиновникам выросли больше, чем паевые у моряков, а денег в семье не было – одни долги. Жена пилила с утра до вечера и, чтобы не слышать ее ругани и во избежание скандального «кровопролития», Иван уходил к друзьям, где напивался до поросячьего визга. Друзья его не бросали. Всегда волокли домой и вручали взбешенной Ванькиной жене. А та вымещала на нем всю свою злость и женские обиды: колотила его, пока сама не валилась с ног от усталости и бессилия.

А когда Ванька начал таскать все из дома и пропивать, тут уж бабьему терпению пришел конец и, сменив замки в дверях, она выгнала его. Карла не стал спорить с женой, не угрожал ей, но сказал, что она еще пожалеет… И гордо ушел. Подрабатывать стал в основном на рынках. Там же ел, пил и спал, охраняя какую-нибудь палатку.

– Эх, Петруха, – горько сетовал Карла, – пропадет Россия… Изведут всех мужиков, как нас с тобой, а кто вкалывать-то будет? Начальство из своих «мерседесов» нос боится высунуть, а молодые нынче все артистами стать хотят…