Рассказчица историй

Мне подвели коня. Хтония уже подавала мне топор. Я перекинула его ремень через плечо и вскочила в седло. Одеваться было некогда.

Пока мои люди вооружались факелами, я поскакала вперед, чтобы помешать страже закрыть ворота. Впрочем, меня скоро догнали.

То, что произошло за воротами, нельзя было назвать даже стычкой. Мы их просто стоптали. Они были слишком растеряны.

Угроза, что змея поглотит Солнце, превратилось в жуткое пророчество. О жрицах Богини часто говорят, что они и Солнце могут све сти с небес. Вообще-то это лишь поговорка, но многие в это верят. Может быть, верили и здесь. А Солнце — не забудьте — было их Божеством! И если на берегу все еще пылал костер, то в городе тьму разгоняли только наши факелы.

За воротами Керне мы разделились.

Я недаром столько времени рисовала план Керне и потом заставляла вникать в него Мелайну и Аэлло. Отряд Мелайны я отправила ко Дворцу Справедливости. Отряд Аэлло — к армейским казармам.

Сама поскакала вперед, по прямой, как стрела, главной улице Керне. На ней я бы не затерялась и без факелов. Мы гнали к Большой Пирамиде. Со мной были Хтония, Аргира, Митилена и большинство самофракийцев.

Мы гнали…

О, как мы гнали! В дне без солнца и в ночи среди дня…

Впрочем, зачем мне уклоняться в высокий стиль, это уже давно сделали атланты. Они превратили ту скачку по погруженному во мрак городу в песню, в сказку, в легенду о том, как огонь небесный покинул свои пути и превратился в женщину, чье тело источало свет, в руке она держала молнию, и звезды летели из-под копыт ее коня.

Совсем иначе звучит, чем: «На лошади ехала голая девка с мокрыми волосами». Но в песнях не упоминаются мои люди. А они выглядели похлеще меня со своими факелами, пропитанными «кровью огня», факелами, отбиравшими у ночи ее власть.

На самом деле почти никто из тех, кто складывал эти песни, видел, как мы скакали к главной пирамиде.

Атланты спрятались в своих каменных домах. Они боялись мрака, ночи, боялись всего, что нарушает привычный ход событий. И, как обычно бывает с людьми, они претворили свой ужас в поэтический вымысел.

Я мало могу сказать, что чувствовала, когда летела к Большой Пирамиде. Была некая доля злорадства. Атланты считали нас голыми и грязными варварами — и что они теперь перед этими варварами? (Правда, что до меня, я оказалась не столько грязной, сколько мокрой.) И одновременно я была довольна тем, что атланты отсиживаются в домах.

Мне не хотелось вести бой в стенах города. Погибло бы слишком много постороннего народа.

Когда я была в Трое, то прикидывала, как это могло бы быть. Получалась настоящая бойня. И тогда я решила по возможности избегать этого…

И все же оставалось смутное недовольство тем, что никто не выходит к нам навстречу, что не с кем обменяться ударами и отвести душу… Но все это было как-то побоку. Потому что основное дело — Большая Пирамида. Остальное не имело значения.

Она выросла перед нами потому, что так замыслили неизвестные строители. Тьма во тьме, но наверху горели факелы — единственные, какие я увидела в городе. Ступенчатая гора, уступы из тесаного камня, четыре лестницы, ведущие во все стороны света…

Я уже знала, как она выглядит. На вершине — каменная платформа с жертвенником, под ней — внутренний храм. Вдоль лестницы тянулись желоба, по ним, вероятно, могли бы лить в целях обороны горящую «кровь огня», но, верно, сверху им показалось, что нас слишком мало, и этого не понадобится.

Какие-то люди — храмовая стража, надо полагать — бросились на нас у низкого заграждения.

Мои самофракийцы радостно завопили, увидев, что дело не ограничится столкновением у ворот.

Я спрыгнула на землю. Кто-то тут же сунулся под мою руку, размахивая чем-то вроде молота. Он не успел увернуться. После Талоса человеческая плоть казалась странно податливой.

И все же я предпочла бы достойного противника в человеческом облике, а не медного великана. Но мне было некогда. Я раскидала каких-то, подвернувшихся на дороге, и предоставила разбираться с ними своим людям.

Времени не оставалось. Я побежала вверх по лестнице. Не знаю, с какой целью ступени сделали такими высокими, на высоте бедра. Каково шагать по ним коротконогим? И было их по девяносто одной с каждой стороны. Это я тоже знала.

Я бежала по этим ступеням. И не подозревала, что так тороплюсь. Что-то хрустело и ломалось под моими подошвами — кажется, ступени были посыпаны раковинами. Хорошо, что я не сняла сапоги, хотя в них и хлюпала вода.

Некто с криком бросился на меня сверху, но прыгнул так неудачно, что мой меч без всяких усилий оказался прямо у него в животе. На нем не было лат, мельком отметила я, выдергивая меч. Потому что мне было некогда.

И снова я бежала по этим безумным ступеням, не приспособленным, чтобы по ним ходили люди. Только жертвы. А я жертвой не бывала сроду. Потом ступени кончились.

Человека на краю, который пытался ударить меня факелом, я просто схватила за длинную хламиду и спустила вниз по лестнице. Не разобьется — пусть благодарит Богиню.

Другому врезала сапогом под дых, он покатился мне под ноги, я перескочила через него и оказалась на середине платформы.

И, наконец… Я не сразу поняла, что это они. Показалось, какие-то эфиопы или другие люди Земли Жары. Потом вспомнила, что тела жертв покрывают священной лазурной краской. Сейчас, в темноте, она казалась черной.

Двое людей, мужчина и женщина, распластанные на жертвеннике, руки и ноги прикручены сыромятными ремнями к укрепленным в камне бронзовым кольцам. Эти люди были еще более голыми, чем я.

На мне, по крайней мере, имелись сапоги, перевязь и шейный обруч.

И эти люди были живы.

Вскочив на жертвенник, я разрубила ремни и, подцепив мечом бронзовые кольца, вырвала их из гнезд — это оказалось совсем нетрудно — и бросила вниз. Они, звеня, поскакали по ступеням пирамиды. А потом я воткнула меч в щель между плитами, как подобает при поклонении Богине — меч на жертвеннике рукояткой вниз. И Солнце вернулось на свое место.

Главный покой внутреннего храма, располагавшийся под жертвенной платформой, оказался совсем небольшим. Мы все в нем едва помещались.

Это была квадратная полутемная комната, стены покрыты барельефами. Какие-то совершенно незнакомые мне звери и птицы, жуткие оскаленные морды и, разумеется, повторяющееся изображение солнечного диска.

Ихи с проклятиями (я еще недостаточно знала атлантский язык, но не сомневалась, что это были именно проклятия) плескался в бадье с водой — смывал жертвенную краску. Его сестра молча сидела в углу, кутаясь в шафранную занавесь, содранную со стены.

Я в это время слушала сообщения вестовых — Биа и Геланора, прибывших от Аэлло и Мелайны.