Рассвет русского царства

Огромная бетонная плита падала сверху. На меня…

Боли не было.

Была темнота.

— «Вот и все, — подумал я. — Тридцать пять лет… Так и не стал врачом. Так и не создал семью. Умер раньше матери. — Прости мама… Как же обидно».

* * *

Яркий свет ударил в глаза.

— Вставай, вонючка! — раздался над ухом детский голос.

— «Чего?» — я попытался открыть глаза, как что-то больно ткнулось в бок.

— Сука… сказал я поняв, что меня кто-то пинает?

— Глянь, отпрыск десятника опять ревёт, — продолжал противный голос. — Небось опять плакаться к батьке побежит.

Под градом ударов я перекатился на живот и поджал ноги под себя. После чего с трудом разлепил глаза. Надо мной стояли трое подростков лет двенадцати-тринадцати. В глаза бросилась их одежда. Модником я никогда не был, но даже у бомжей вещи получше были. Одежда странная, вроде бы холщовая… штаны, рубаха — всё грязное, как и их лица.

Я опустил взгляд ниже.

— «Это что, лапти?» — смотря на обувь парней, удивился я.

— Чего уставился? — тот, что постарше, с крючковатым носом и злыми глазками, наклонился ко мне. — Язык проглотил?

Я попытался подняться. Тело слушалось плохо, так ещё и руки и ноги отзывались болью. Голова кружилась и меня немного подташнивало.

— Хватит, — произнёс я и не поверил своим ушам. Голос был хриплым с писклявыми нотками.

— «ЭТО ЧТО, Я ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛ?» — пронеслась у меня мысль.

Проведя рукавом по лицу, увидел на нём кровь вперемешку с навозом.

— Ох, ты смотри, аки барин скривился. Вонь не нравится, — расхохотались мальчишки. — Привык в избе батьки своего отсиживаться, а тут пришлось настоящей жизни хлебнуть.

Тем временем я посмотрел на свои руки. Это были не мои руки. Тонкие, детские, с царапинами и ссадинами. Я пощупал лицо — и никакой щетины там не было. Одежда на мне… такая же холщовая рубаха, заплатки на коленях и… и… ТОЖЕ лапти?

— «У меня-то они откуда?» — задумался я.

— Что… что происходит? — спросил я.

— А он еще и спрашивает! — самый крупный и высокий снова ткнул меня ногой. — Да ничего не происходит. Просто показываем тебе, где твое место!

Я попытался встать, но старший толкнул меня ногой. И я упал на спину, больно ударившись затылком о твердую землю.

— Лежи пока, дурак. Вставать тебе никто не разрешал. — усмехнулся он. — И как только у такого воина, как твой отец, уродился такой слабак? Вот тебе мой совет, не пытайся вступить в дружину. А не то той же ночью проснёшься в отхожей яме. Понял?

Остальные заржали. Первый был рыжий с веснушками, а второй чернявый, как смоль. Вот он-то подошел ближе ко мне и плюнул под ноги.

— Это тебе, чтобы знал. Батька твой, хоть и десятник, но ты — дерьмо.

— «Десятник? Какой еще десятник?» — У меня в голове был туман. Я пытался понять, что происходит. Завод, обрушение, смерть… А потом это!

Только сейчас до меня начало доходить, что скорее всего… ТАМ Я УМЕР!

— «И это что… загробный мир? Но почему тогда здесь так грязно и воняет? И почему я в теле ребенка?»

— Эй, ты вообще слушаешь? — старший снова пнул меня. Но уже без запала, скорее для того, чтобы привлечь внимание. — Или божевольным стал?

Не дождавшись ответа, он потерял ко мне интерес.

— Ладно, идем, — махнул рукой крепыш остальным. — С этого дурака толку нет. Пусть лежит.

Они развернулись и пошли прочь, оглашая округу своим смехом.

Через несколько минут я попытался подняться. Уж очень хотелось понять, куда я попал. Мне явно нужна была медицинская помощь. Да и в полицию не мешало бы сообщить.

Спина сильно болела. Ноги подрагивали и, если бы не ветхий забор, о который я опёрся, вряд ли своими силами поднялся бы.

— «Где я?» — огляделся я.

Я был на улице, но это была не дорога. Скорее, полоса земли, усеянная лужами и ямами, где виднелись засохшие кучи, напоминающие о скоте, и в котором была замарана моя одежда. Дома вокруг казались утонувшими в земле, без фундамента, будто они просто осели под собственным весом. И вдали я увидел деревянную стену, в высоту не меньше пяти метров. Такие я видел только в кино, когда смотрел фильмы о…

В этот момент я ущипнул себя, надеясь, что всё-таки это просто сон. Но, к сожалению, это было не так. Я вертел головой по сторонам, но, когда увидел, как в десяти метрах от меня по улице шёл мужчина в кольчуге, а за спиной у него висит колчан со стрелами, я произнес.

— Да, ну нафиг!

Глава 2

Я сидел возле колодца, обхватив голову руками.

«Это невозможно, — повторял я про себя. — Такого не бывает».

Но факты говорили обратное. Я умер на заводе.

Прекрасно помню, как бетонная плита летела сверху, и я нырнул под станок… удар…

В какой-то момент меня начало тошнить. Вот только желудок оказался пуст, и ничего кроме желчи не выходило.

Рядом с колодцем стояло ведро с водой, в котором я увидел своё отражение. Я детально рассмотрел себя, и понял одно: я оказался в теле ребёнка. Эта мысль активизировала какой-то процесс и в голове начали всплывать воспоминания. Не мои. Да и были они обрывочны. Половины я не понимал, а другие пугали меня.

Вроде бы звали меня Митька. Также я узнал, что сейчас нахожусь в какой-то крепости, расположенной на реке Суре. Отец — десятник. Мать, умерла три года назад от лихорадки. Боярин Ратибор, сосланный сюда из Москвы за какую-то провинность. Год назад под его предводительством отбились от большого отряда татар. Но среди наших были потери. Включая моего старшего брата.

А еще я ощущал страх, но не свой…

Тело Митьки всего боялось. Это было у него на подсознательном уровне. Пацаны его задирали, отец стыдился, и он забивался по углам, старался быть незаметным.

— Хреновое наследство ты мне оставил, парень, — пробормотал я вслух. Голос снова вышел писклявым, и я поморщился, потерев горло. Ох, как всё было непривычно. Это тело, ощущения, даже способ думать был другим. Мозг Митьки работал медленнее моего, словно старый компьютер, с которого вытащили две планки оперативки. Но я очень надеялся, что это временное явление.

Потом всплыло имя отца Митьки, Григорий. Как и его образ. Воображение Митьки рисовало его двухметровым широкоплечим исполином, с вечно хмурым выражением лица.