Рассвет (сборник)

С агрегатом поравнялась шеренга тех, кто сажал под лом.

— Загораем?

— Привет лодырям!

— Николай, если замерзнешь, свистни — придем на помощь, а пока — до встречи!..

— Топай, топай, пехота! — мрачно огрызнулся Николай. — Еще увидимся!

Между командами установились своеобразные ревнивые отношения. Гидробурники сажали быстрее. Каждый раз, когда агрегат опережал шеренгу с ломами, Николай кричал с чувством явного превосходства:

— Команде инвалидов физкультпривет! Когда запаритесь — пишите, а пока — до встречи!

Каждый раз он придумывал новую, не менее язвительную шпильку. Теперь же роли поменялись, и свой вынужденный простой гидробурники воспринимали, как незаслуженную кару.

А машина не появлялась. Наконец кто-то закричал:

— Едет, едет!

Автоцистерна остановилась возле агрегата. Николай с Михаилом ловко перебросили конец толстого шланга в бак.

— Посмотрите, машину Федька привел!

— Почему задержался, Федька? — окликнула Настя.

— Чтобы ты спросила…

— Мы двадцать минут просидели без воды!

— Пишите жалобу в санобоз! — скалил зубы Федька.

К нему подошел Степан.

— А где Андрей? — спросил он.

— Дома остался. Смотрю я, мучается парень, мотор никак не заведет. Оказалось, с карбюратором у него нелады.

— Увидишь, скажи, что я из его носа карбюратор сделаю, — сказал Степан.

— С удовольствием передам. Он с полчаса возился и ничего не мог сделать. Я бросил свой трактор, помог ему, да у Андрея вдруг в животе колики начались. Вот я и привез вам воду, а он домой поплелся…

— Симулянт подлый! Знаем его…

Бак быстро наполнили, и агрегат снова тронулся.

В двенадцать объявили перерыв. За Стукаловым и Матвеем Лукичем прибыла машина: их звали к телефону.

Некоторые направились обедать в село, но большинство молодежи осталось.

С шутками, смехом ребята и девушки усаживались прямо на землю, открывали чемоданчики, корзины, узлы. К агрегату подошло несколько человек из пехотной команды.

Михаил и Люба развязывали узелок. В нем была кастрюля и хлеб. Из корзины вынули кувшин молока, яйца.

Рядом с Антаровыми примостилась Пелагея Антиповна.

— Друзья, тащите всё сюда! Устроим общий стол! — крикнула Галя и расстелила свой плащ.

— Вот это правильно! — воскликнул Михаил. — Давайте все вместе, по-семейному!

— Правильно — и работать, и есть вместе!

Михаил схватил кастрюлю, кувшин с молоком.

— Люба, пошли!

Люба, взглянув на Пелагию Антиповну, застыла с куском хлеба в руках.

— Видишь, присушила она его, — тут же зашипела старуха. — Сорвался от тебя, словно с цепи. Семейного стола ей захотелось… Пойди немедленно и при всех пристыди ее, проклятую, расцарапай морду. Ну, чего сидишь?

Люба только растерянно смотрела на перекошенное яростью лицо Пелагеи Антиповны.

— Люба, да иди скорее, неси платок! — весело кричал Михаил.

Длинной лентой протянулся на земле импровизированный стол из газет, пиджаков, платков. На него выложили всю провизию: хлеб, яйца, булки, сало, миски с готовыми блюдами, кастрюли, кувшины и бутылки с молоком, стаканы и чашки, у кого что было. Подсела к группе и Люба. В сторонке осталась только Пелагея Антиповна. Она склонилась над своим узелком и время от времени бросала на Любу злые взгляды.

Сергей вместе с хлебом и яйцами вынул из корзины несколько яблок.

— Сережа, где это ты раздобыл? — удивилась Настя.

— Знаем где… Вырастил!

— Да где же?

— В кладовке в корзине.

Степан достал из-под сиденья трактора большой пакет.

— Расступись, пехота, — и положил на середину «стола» огромный кусок сала и целую буханку хлеба.

— Ого, вот это аппетит! — сказала Настя, взглянув на Степана.

— Товарищи, предлагаю избрать тамадой Николая. У него руки длинные — до всего дотянется. Пусть обслуживает, — предложил Сергей.

Его поддержали.

— Хорошо, согласен! — добродушно ответил Николай. — Вы сложите ручки, сидите тихонько, а я буду подавать. Только условие: одна моя рука будет работать на вас, а другая — на меня.

— Хитро придумал!

С шумом и смехом все набросились на еду. Только Люба делала вид, что ест, а сама с тревогой наблюдала за Михаилом и Галиной.

— Настенька, пожалуйста, дай-ка мне кусок хлеба, — попросил Сережа.

— Белого?

— Нет, ч-ч-чёр… чёрт с ним, давай булку! — махнул рукой Сергей, не сумев быстро произнести «чёрного».

Вокруг засмеялись.

— Ой, уморил! — превозмогая смех, проговорила Настя и, махнув рукой, запорошила Сергею глаза.

— Чего ты з-землей сыплешь? — начал он протирать глаза.

— Прости. Сережа, я не хотела. Давай вытру, — выхватила она платочек.

Сергей отвел руки от лица, попытался открыть глаза и закрутил головой.

— Промыть надо, — посоветовал Николай.

Настя схватила кружку.

— Пойдем, я тебе полью!

Она повела Сергея к баку, набрала воды, начала поливать на руки.

— Ну как, легче?

— Что-то еще осталось. Н-наверно песчинка попала!

— Сядь. Давай посмотрю.

Настя поставила кружку на колесо, присела рядом с Сергеем, прижала его голову к груди и начала протирать глаза.

— Кажется, лучше… — поднял он ресницы.

— Ой, Сережа, да какие же у тебя глаза!.. — прошептала Настя.

— А что? Что такое? — испуганно заморгал Сережа.

— Да голубые-голубые, глубокие, словно небо после дождя… И как это я раньше их не замечала?

Она прижимала голову обалдевшего Сергея к своей высокой груди, нежно обтирала платком мокрое после умывания лицо, с которого еще не сошел испуг и удивление, смотрела и смотрела в его по-детски чистые голубые глаза.

— А кудри, как и у меня, рыженькие… — засмеялась вдруг она счастливо и радостно и всей пятерней расчесала ему локон.