Рассвет

Прямо перед нами рухнула стена от попадания чего-то тяжёлого. Парень свернул налево, и мы оказались на лестнице. Взбежали на второй этаж и ринулись дальше по коридору, пока не добрались до обрушившейся части здания. Отсюда открывался вид на перекрёсток, на котором столпился десяток горящих бронемашин. Однако броневики, стоящие чуть дальше по улице продолжали лупить по дворцу из пулемётом и автоматических пушек, и кто-то постоянно кидал шары огня и энергетические копья. Здесь удерживали оборону несколько владеющих, окружив себя силовыми полями, которые пока никто не мог пробить.

На краю стоял высокий мужчина с седеющей бородой, облачённый в синий, расшитый серебром пиджак. Складывалось впечатление, что он ничего не делает — просто смотрит, как его дом и его самого обстреливают со всех сторон, но это была лишь видимость. Вероятно, вся защита только и держалась на этом человеке, поскольку от него исходили мощнейшие вибрации силы.

— Отец, уходите! — крикнул наш сопровождающий. — Я привёл подкрепление. Государь прислал великих мастеров. Нам помогут.

Мужчина обернулся. Его взор был полон гнева, а брови сведены к переносице.

— Отец, отойдите, я вас прошу! — повторил молодой человек. — Не подвергайте себя опасности.

— Ярослав Васильевич, это я, — крикнул сквозь грохот боя майор. — Мы пришли помочь. Давайте, парни, бейте всех, кто лезет, — приказал он нам. — Нужно уничтожить эту группировку.

Я подбежал к краю. Часть здания с этого угла обрушилась, превратившись в груды камней. По ним лезли несколько человек в военной форме, закрывшись силовыми полями, и кидали в нас энергетические снаряды. Я направил в них потоки тьмы, которые быстро уничтожили эту группу. Краем глаза я заметил, что все обороняющиеся, кроме главы семейства, его белокурого сынка и низкорослого лысого господина — женщины и девушки. Их я насчитал семь человек.

После того, как от моей тьмы погибли все штурмовики, я направил чёрные потоки туда, где стояли два стреляющих по нам броневика и группа более сильных магов, швыряющих шары пламени, булыжники и энергетические снаряды. Орлов и Салтыков тоже подключились, и улица потонула в огне. Не прошло и пяти минут, как оставшиеся в живых мятежники отступили. Множество трупов и уничтоженной бронетехники на подступах к зданию красноречиво говорили о том, сколь ожесточённой была битва.

Спустя полчаса наш отряд сидел в просторной гостиной особняка на втором этаже. Мебель здесь по большей части уцелела, хотя следы боя были видны повсюду: штукатурка местами откололась и вместе с битым стеклом усеивала паркетный пол, в стенах зияли отверстия от пуль крупного калибра, зеркало над камином осыпалось, а сам камин, богато украшенный рельефом, превратился в груду камней.

В гостиную задувал ветер, но мы были в демисезонных армейских куртках, поэтому не мёрзли. Да и на улице за последние дни существенно потеплело. Климат в столице был далеко не сибирский, и к середине марта воздух уже прогревался до плюсовых температур, и снег стремительно таял.

Я и Орлов расположились в креслах, Беляев и Салтыков расселись на большом угловом диване, обложенном подушками, Заболоцкий прохаживался по комнате и смотрел в окна, что выходили на сгоревший сад и чернеющее закопчённым нутром противоположное крыло особняка. Майор ушёл общаться с родственниками, оставив нас здесь. Было тихо, никто не стрелял, ничто не рушилось. До нас доносился шум оживлённых улиц. Горожане жили обычной жизнью. Большинство их разборки князей не касались.

— Большой дом, — отметил вслух Заболоцкий, окинув взглядом комнату. — Я бы даже сказал, роскошный. Почти императорский дворец.

Заболоцкий был человеком замкнутым и мало что рассказывал о себе, но я всё же знал о нём несколько фактов. Родился он на Урале, в небогатой княжеской семье. На четвёртом десятке пошёл служить на границу, чтобы заработать денег, а в гвардию попал буквально за пару месяцев до моего там появления. Не удивительно, что особняк богатого столичного князя произвёл на него впечатление.

— Здесь, в столице, у многих такие есть, — проговорил Орлов. — Ничего необычного.

— Это верно, — согласился Салтыков. — Род Долгоруковых очень богатый. Богаче него разве что императорская семья и предатель Морозов, да и то не факт.

— Так вот почему ему на помощь бездумно бросили целый батальон, — произнёс Заболоцкий, задумчиво уставившись в окно.

— А что же, по-вашему, мы должны были оставить в беде наших друзей и союзников? — холодно произнёс Орлов. — Как-то это… неблагородно, знаете ли.

— Готов биться об заклад, что если бы речь шла о каком-нибудь мелком боярине, батальон и ОСН на его выручку не послали бы.

— И на что вы намекаете, капитан?

— Это просто мысли вслух, — Заболоцкий кинул на Орлова безразличный взгляд.

— Не стоило бы вам вести такие речи и раздор вносить в наши ряды, ставя под сомнение волю регента, а то и государя императора.

Орлова чем-то задели слова Заболоцкого, хотя чем именно, я понять не мог. Но то, что сейчас происходило, мне не нравилось. Орлов с презрением относился ко всем провинциальным аристократам, попавшим в гвардию, и до сих пор считал, что им (меня он с определённых пор исключил из их числа) здесь не место. Поэтому с Заболоцким они, даже попав в ОСН, почти не общались. И то, что Орлов заговорил таким тоном, ничего хорошего не предвещало.

— Господин Орлов, успокойтесь, я никакой раздор не вношу, — Заболоцкого, судя по его тону, не слишком сильно оскорбляли слова Орлова.

— Тогда к чему эти крамольные речи?

— Какие крамольные речи? — Заболоцкий обернулся и уставился на оппонента, на его бледном лице появилось чувство недовольство. — Вы меня в чём-то обвиняете?

— Господа, прекращайте, — осадил я спорщиков и обратился к Орлову. — В чём проблема? Капитан Заболоцкий в некоторой степени прав. Прежде чем посылать колонну на помощь, по всем законам военного искусства следует провести разведку, да и вообще не стоит ездить так скученно, когда рядом противник. Так что да, тот, от отдал приказ, ошибся, и если понадобится, я готов прямо об этом сказать великому князю Дмитрию Павловичу. Не вижу здесь ничего крамольного. Поэтому, господа, давайте будем сохранять трезвость ума, а не ударяться в эмоции.

Орлов стрельнул в меня недовольным взглядом:

— Вот когда с предателем Морозовым разберёмся, тогда можно и поговорить об этом всём.

— Если на ошибках своих не учиться, то это они с нами разберутся, а не мы с ними, — возразил я.

— Я и не говорил, что ненадо учиться, — произнёс Орлов. — Я о том, что нельзя огульно хулить государя и наместника.

— Никто никого не хулит. И давайте закончим, — подытожил я.

Все замолчали. А я задумался — задумался над тем, что мы, хоть и гвардия, элита, а всё равно мелкие сошки на фоне таких магнатов, как Долгоруковы или те же Морозовы. Они здесь — уважаемые люди, а мы — так… инструмент для достижения их интересов. Мне-то вообще всё равно, кто на престол сядет, а вот Долгоруковым — нет. Мои интересы там, в Сибири, где моя шахта строится, в крайнем случае, на рубеже, где тёмных пруд пруди, а воюю я здесь. В награду за это новый император меня точно должен назначить хранителем. Не просто же так я за него впрягся?

Тут в комнату вошёл высокий бородатый мужчина в военной форме.

— Господин Озёров-Сибирский, его сиятельство Ярослав Владимирович Долгоруков приглашает вас к себе, — проговорил он. — Прошу, пройдёмте за мной.

Я удивился том, что глава рода Долгоруковых желает со мной беседовать, но виду не показал и пошёл за бородачом. Вскоре мы оказались в кабинете князя. Здесь почти не было заметно следов боя, если не считать разбитого окна и попорченной стены напротив. Сам же кабинет выглядел роскошно, хотя он и не дотягивал до апартаментов великого князя Дмитрия Павловича в Ясенево. Скорее походил на кабинет Анатолия Третьякова — здесь стены тоже были отделаны деревянными панелями.