Ратибор. Окталогия
Шрифт:
– Благодарю, дружище. Я ценю. Правда! Емелька, придётся тебе без нас…
– Чего это такое?! – Емельян, между тем отошедший справить потребность человеческую малую под стоящий недалече от входа здоровый куст репейника, вдруг с испуганным визгом сиганул от него прочь, заставив замолкнуть на полуслове Ратибора. – Это что за жуть?!
– Чего ты там заприметил? – Мирослав подозрительно уставился на заросли сорняка. – Жука-навозника? Не боись, Емеля… Коли укусит, в его родню не оборотишься…
– Смотри внимательнее, Мир! – Ратибор осторожно подошёл к напугавшему княжьего племяша кусту, вгляделся, затем поражённо свистнул: – Прах и пепел! Что за дерьмо Велеса!..
– Вот и я о том же! – Емельян ткнул дрожащим указательным
Трое приятелей обступили необычный кустик и внимательно принялись его рассматривать. Взаправду, посреди травы, веток да колючек стояла сгорбленная человеческая фигура. Когда-то давно это был русый молодой мужчина среднего роста и крепкого телосложения. В руках он сжимал охапку хвороста. Да так с ней и замер, пытаясь сделать очередной шаг. Похоже, в этот момент и настигла его некая напасть, заставив застыть на месте. И совершенно очевидно, стоит он так, сильно скукожившись, уж не один десяток лет; сорняки основательно успели его проесть, вылезая даже изо рта, носа, глаз и ушей.
– Ужасная смерть… – смурно буркнул Емельян, после чего тихо охнул, окинув мрачным взором товарищей. – Сильно напоминает легенду про эту самую лощину, что бабушка мне, несмышлёнышу, рассказывала… Выходит, это всё правда! В том числе и наложенное мстительным колдуном заклятие на местных жителей! «Оковы ужаса», так называется та магия злая, что мы сейчас наблюдаем… Снять может только тот, кто наложил их, кандалы эти невидимые… Либо, по преданию, смерть тёмного шамана также способна избавить сельчан от мучений да позволить, наконец, обрести покой…
– Что любопытно: столько годков прошло, а тулово его и не думает разлагаться! Очень странно и противоестественно… – Ратибор зыркнул сурово из-под кустистых бровей на непутёвого летописца. – Емеля, топай-ка ты в Бобруйку от греха!..
– Вы понимаете, что вас там, в долине, ждать будут? Если уже не ожидают! – Емельян вопросительно уставился на приятелей. – Тот, пятый волчонок, кому улизнуть удалось, наверняка уже растрезвонил на всю округу, что чужаки к ним пожаловали со сталью вострой заместо пирога да гостинцев…
– Потому я и говорю тебе, Емельмень, ноги в руки и подь взад, до бобрят!
– Ну уж нет, Ратик! Либо все вместе возвращаемся, либо – все остаёмся! – немедленно взвился тот в ответ, неловко доставая из-за пояса стилет, чуть было при этом не порезавшись. – Я вас одних не брошу!..
– Ну усё, теперь я спокоен… – тяжело вздохнув, Ратибор улыбнулся себе в бороду, закидывая на плечо бурдюк с водицей. – Успех нам обеспечен, когда такие могучие ратники копчик прикрывают! Главное теперь, чтоб он не споткнулся да не всадил ненароком свою игрушку в пятую точку кому-нибудь…
* * *
Время было чуть за полдень, когда трое приятелей, настороженно озираясь, не спеша зашли в расщелину. Извилистая стёжка, порядком за последнее время вытоптанная нагрянувшими в лощину варгадскими воителями, лихо виляя, спускалась вниз, к видневшейся в низине деревушке. До Твердоземья оставалось шагов семьсот-восемьсот, не больше. Друзья молча пелёхали по тропинке, периодически останавливая мрачный взор на видневшихся то тут, то там жителях селения, застывших в ужасе и выглядевших ничуть не лучше, чем их соплеменник у входа в долину. Застала людей беда заклятия жуткого за самыми разнообразными делами житейскими: кто ягоды собирал на небольшой лужайке, кто связку рыбы на бечеве нёс к дому, кого под кусточками за делами естественными сморило лютым страхом недвижимым, а двоих молодых, парнишку и девчушку, прямо в стогу сена скрутило намертво в объятиях вечных. И были они все покрыты толстенным слоем пыли, грязи да травой и сорняками, прораставшими вокруг да из их туловищ; явно, как и тот первый, у расщелины, не один десяток лет в таких позах простояли местные жители.
– Что чудно, –
не удержавшись, Емельян подошёл к одному из истуканов, мужчине средних лет, который замер с топором в руке, явно намереваясь дровишек наколоть для печки домашней, и принялся его внимательно осматривать, – растения их обвивают, а вот насекомых чего-то не видать… Ни букашки… Где муравьи, червячки, таракашки там всякие?.. Брезгуют, что ль, жертвами чародея поганого… Тулово лесоруба, кстати, и правда не разлагается, не гниёт… Как будто воском смазанное! Вот же диво дивное!– И птицы их не клюют, да звери всякие не надкусывают… – хмыкнул изумлённо Мирослав. – Похоже, наш колдун местных так изначально заколдовал, чтоб живность любую отпугнуть от них, дабы не слопали за один присест сельчан… А про растения наверняка и запамятовал, дурила…
– Может, и не запамятовал вовсе, – буркнул Ратибор мрачно. – Поди, специально так и сделал… Пытка-то какая изощрённая, когда тебя репей насквозь проедает… Смертью медленной, мучительной погибли жители Твердоземья… Кстати, Мир, – рыжебородый богатырь вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Я всё никак не мог понять, чего странного в этой лощине… Тишина!.. Окромя завывания гулкого необычного, вызванного, похоже, отражением ветра разунылого от скал здешних, ничего и не прерывает безмолвное молчание этих мест забытых… Как раз птички тутова не поют, кузнечики не стрекочут, кроты под землицей не шебуршат… Может, оттого что здесь просто и нет никакой животинки-то уже давно?! Сбежало всё зверьё, аль передохло, а новые твари божьи сюда и не суются более! Так что, похоже, окромя сорняков да бурьяна, и нет тут ничего живого уже давненько…
– Ну, не знаю!.. Мне кажется, что эти завывания жутчайшие на ветер как раз походят мало… Скорее, именно что на вой! – Емельян зябко поёжился, несмотря на стоящую жару. – А насчёт остального… Вы ещё уверены, други мои упрямые с косой саженью во лбу, что хотите познакомиться поближе с тем стервецом поганым, чьих рук всё это дело гиблое?..
– Без сомнения! Причём как можно теснее пообщаться хотелось бы… – Ратибор показал княжьему племяшу свой пудовый кулак. – Вот думаю, сразу разбить ему башку, как сынку его разнёс седому, или сначала все косточки в тулове переломать?..
– Я так понимаю, нам нельзя давать ему шепелявить, дабы он какую пакость недобрую в нашу сторону не вякнул… – Мирослав бросил выразительный взгляд на своего рыжего приятеля. – Потому, Ратик, не надо извращений; бей ему сразу по темечку без нравоучений! Чтоб искры из глаз и зубы на полку, вместе с языком откушенным!..
– Без проблем, Мир, сделаем!
Вот так, за разговорами, друзья не заметили, как беспрепятственно подошли к Твердоземью. Никто их не встречал: тишь да гладь царили в Проклятой долине. Само селение оказалось довольно крупным и насчитывало десятка три обшарпанных, обветшалых лачуг, в которых, впрочем, совершенно явно кто-то жил в последнее время; серые отступники, очевидно, за неимением лучшего, заселились всей ватагой в заброшенные хибары.
– И всё-таки мы тут не одни… – хмыкнул Ратибор, уверенно заходя в деревушку. Первым, что он увидел, был необычный массивный алтарь из зелёного базальта, стоявший практически по центру Твердоземья. На нём возлежали чьи-то смутно знакомые останки, а рядом, спиной к трём гостям, маячила мрачная, облачённая в чёрный балахон сутулая фигура с густыми седыми локонами чуть ли не до пят. Уже хорошо известные путникам, но на этот раз еле слышные утробные завывания, издаваемые угрюмым магом, тут же прекратились, как только наши искатели приключений обозначились позади него. С тихим шелестом Мирослав достал оба клинка, Ратибор покрепче взялся за секиру, а Емельян нервно выхватил свой игрушечный стилет. Изготовившись к бою, друзья тихо, крадучись пошли к своей цели. Когда до зловещего капища оставалось шагов тридцать, в мёртвой тишине вдруг раздался новый и вместе с тем так отлично знакомый приятелям звук: