Рай-отдел

— Все ж ума не приложу — кто ж нам такое богатство передал? — недоумевала хозяйка. — Аделька половину харча уж точно утянет на фабрику дежурным, но сахар-то я припрячу.

— Это правильно. Чего говорить, зима непростой будет, — Игорь застегнул бушлат. — Счастливо вам, Авдотья Тихоновна. Выдастся нам еще командировка, непременно заскочим…

Керсты в молчании шагали по Мароновскому. Небо над темными крышами, дышало, шарило щупальцами прожекторов, мерцало зарницами разрывов зенитных снарядов. Блудило эхо выстрелов по дворам, мелко вздрагивал штакетник и стекла в низких окнах. Звука самолетных двигателей слышно не было, но они кружили где-то там, в разодранном небе: и «юнкерсы» с «хейнкелями», и настигающие их «ястребки».

— Ненавижу я этот прогресс поганый, — уныло признался начоперот, оглядываясь на высокую фабричную трубу «Подметки». — Не видно не хрена, а так и ждешь, что на тебя что-то поганое свалится.

— Это да, — согласился Игорь. — Мы хоть и транзитом, а любой осколок может доконать. Это ж не из аккуратного «маузера»…

— Вот что ты все поминаешь… — договорить Вано не успел.

Ахнули двойные разрывы где-то у реки и тут же ощетинились зенитным огнем батареи, прикрывавшие Крымский мост. Видимо, немцы шли на разных высотных эшелонах — вверх лупило все зенитное, что могло стрелять. И с крыши «Пролетария» понеслись тонкие струйки трассирующих очередей. Наверное, там и стояла всего-то пара счетверенных установок, но, казалось, крыша расцветает десятками огненных нитей…

…Стих треск пулеметов и зениток-автоматов, из-за реки еще доносились удары орудий покрупнее, но отбился на сегодня мост и набережные. А керсты все еще сидели под стеной дома, Вано курил в рукав…

— Ладно, пошли, — сказал Игорь, у которого застыла нижняя часть тела. — Все равно ничем не поможем, негодны мы к действенному ПВО. А приобретенный простатит наш боевой дух ничуть не улучшит.

— Какой еще простатит? И так как оплеванные, — пробормотал начоперот.

Керсты поднялись к Большой Якиманке и Вано сказал:

— А на крыше точно она матюгалась. Я Мурзиков голос отлично помню.

— Да что там расслышишь издали?

— Точно говорю — она! Этак с великокняжеской этажностью. Она! Некультурно, но в такой момент как иначе? Ничего, выстоят девчонки…

* * *

О девчонках пришлось вспоминать и через пару смен. Вано как накликал — выдалась именно та пустынно-безлюдная смена, которую иначе как «ненормальной» и не назовешь. Можно еще обозвать «мистической», но керсты по понятным причинам сторонятся подобных определений.

Время за дверью было вечернее. С датой, понятно, полная неизвестность, зато со временем года кристальная ясность — воздух густо и неистово благоухал цветущей сиренью.

— Опять май, стало быть, — свернувший было цигарку начоперот, стряхнул махорку обратно в кисет.

— Нет, ты бы закурил, — запротестовал Игорь. — А то такая сладость, что хоть не дыши.

— Не поможет, — угрюмо заверил Вано. — Сплошное цветение и никакого проблеска разума. Нехорошая ночь случится.

Игорь и сам понимал, что ночь грядет нехорошая. Отчаянная сирень таила в себе смутную угрозу. Хотелось всхлипнуть, размазать сопли по морде, сесть прямо на пороге и поскорее влить в себя стакан. Полный, до самой каемочки, граненый стакан. Не залпом, а медлительно и безнадежно. Цедить, ненавидя себя, вспоминая все сбывшееся и несбывшееся, смаргивая слезы. Допить, горько выдохнуть в плотный аромат парфюмерной ночи…

Игоря передернуло.

— Сейчас принесу, — пробормотал начоперот. — Если с закусью, то ничего, пойдет. А то, мля, вообще спятим в этой томной безнадеге…

Одному сидеть перед домом оказалось и вовсе невмоготу. Игорь прошелся до окон бойлерной, заглянул в арку. Из сумрака дохнуло сыростью и той же майской тоской. Хозинспектор окинул взглядом пустынную Якиманку — судя по фонарям и прочему — конец 30-х. Следов войны еще нет, вон плакат мирно-спортивный. Кое-где горят окна, но на тротуарах ни души. Чувствуют живые, что нехороша ночь или что-то иное не пускает их за дверь? Что в этой сиреневой мгле затаилось и на душу так давит?

Хлопнула дверь, начоперот поставил на тротуар пластиковый «макитовский» кофр, принялся возиться с защелками.

— Левую петлю заедает, помял ее Петрович, — сказал пустынной улице Игорь. Поворачиваться спиной к душистой тьме не хотелось. За карабином сходить, что ли?

— Садись, — сказал Вано, извлекая из перфораторного чемодана стаканы и расставляя на импровизированном столике. — Я грибков взял и воблина у нас завалялась. Собьем сладость дурного мая, чтоб ему… Да не смотри ты по сторонам. Это не страшная ночь.

— А какая? — Игорь опустился на бордюр.

— Это… — начоперот пригладил усишки, пытаясь подобрать слова. — Это душе-выматывающая ночь, вот такое у нее неопределенное определение.

Хозинспектор подумал, что определение на редкость глупое, зато точное.

Водка была теплой, как темнота вокруг. Керсты одинаково неспешно влили в себя сомнительный эликсир из поллитровки «коленного вала» [13] .

— Тьфу, гадость, — начоперот пальцами подцепил из миски симпатичный груздь. — Стало быть, во всем виноваты бабы…

13

Советская водка знаменитой цены 3,62 рубля, со специфической зеленой этикеткой и «ломаной» надписью.

— Гм, дрянная водка и неудачи мировой революции — тоже они?

— Не обобщай и давай без троцкизма, — Вано указал алюминиевой вилкой в густую темноту. — Тебе про конкретную ситуацию толкуют. Вот там она бродит, а под утро примется окна в павильонах бить и розы вытаптывать. И ничего с этим вандализмом не поделать.

— Кто «она» и отчего такая предопределенность и внезапный фатализм?

— От нелепости ситуации, — опытный керст выловил еще гриб и пояснил: — Она девушка, притом гипсовая. Думать не умеет. Да и чем ей думать, если в башке чуть арматуры и тот же гипс? Печальная история безумия и мелкого хулиганства…

Оказалось, такие ночи выдавались с определенной регулярностью. Из-за зыбкости керстовского календаря судить о их графике было затруднительно, но Вано точно знал, что его наставник ходил в парк и как-то утихомиривал разбушевавшуюся статую. Ну, это у Старого получалось, а у юного начоперота попытка вышла не особо удачной. Технические подробности Вано опустил, но судя по всему, нехорошая скульптура на требование «прекратить хулиганство» ответила грубо, попросту отвесив правоохранителю пинка. Ну, или влепила «леща». В общем, начоперот улетел в кусты и был вынужден смириться с актами паркового вандализма.

…— Понимаешь, она хоть и ростом крупновата, но гипсовая и, в общем-то, почти голая. Отстрелить ей руки-ноги или попросту кувалдой расколотить, несложно. Но девушка все же, пусть и без мозгов. Культурно-парковое достояние. Не могу я беззащитное изваяние уничтожать грубой силой оружия, — признался Вано.

Хозинспектор кивнул и разлил остатки водки. Молча сглотнули. Игорь взял одинокую воблу и спросил:

— Это та, которая с веслом?

— Не знаю. Так-то она по парку бродит без весла. Но похожа. Хотя, когда не на постаменте стоит, а запросто на аллее шагает и ногой пнуть норовит, то никакой уверенности в ее личности. Вообще статуи вблизи не особо симпатичны.