Район деревни Старокопытовки

Настроение у Сенеки было хорошее, хотя сегодня ему предстояло умереть. Его собственный ученик приговорил его к смерти.

– Разве бывают такие ученики? – удивился Миша. Он и сам был ученик, но никогда не поступил бы так с учителем. Конечно, и учителя бывают разные, но приговорить к смерти – это уже слишком.

– А какая смерть? – спросил Сократ. Он знал в этом деле толк, поскольку сам был приговорен к смерти.

– Надо вскрыть вены, но никто не хочет брать это дело на себя, Я приговорен стать жертвой и убийцей одновременно.

– У меня тот же случай. Только я должен принять яд.

Они говорили об этом спокойно, и оба были в хорошем настроении. Истинные философы не меняют настроения. У них одно настроение на всю жизнь.

Заговорили об учениках. Сократ был доволен своими учениками, а Сенека не доволен, хотя у него был всего один ученик. Может, все дело в том, что он был императором? Хочешь испытать ученика, дай ему власть.

– Представляешь: поджег Рим, чтоб полюбоваться пожаром. А замечания делать не смей. Больше всего он не любит замечаний.

– Кто ж их любит? – улыбнулся Сократ.

– Вот сейчас приду домой и вскрою себе вены. Хватит с меня этой педагогической деятельности.

Мише стало неловко. Он тоже был ученик, а значит, был частично повинен в том, что некоторые учителя вынуждены вскрывать себе вены.

– Вы его на педсовет вызовите, – предложил он наиболее суровый способ воздействия.

– Какой там педсовет! Из педсовета никого в живых не осталось. И из родительского комитета тоже: этот мой воспитанник убил свою собственную мать.

Да, дисциплинка у них… У Миши в школе гоже с этим неважно, но педсовет и родительский комитет пока действуют.

– Если б не то, что он император, – вздохнул Сенека. – Он ведь и умный, и способный. Не был бы императором, был бы просто замечательный человек.

Сократ сказал:

– Считай, что он последний день император. Стоит мне проснуться, и он исчезнет, как дурной сон. Вы ведь мне снитесь, и хоть в жизни у меня никакой власти нет, но над своими снами я властен.

Но Сенека был умный человек. И не такая у него была жизнь, чтобы она могла кому-то присниться.

– А может, это ты мне снишься, Сократ? Ты ведь жил раньше, откуда ж тебе меня знать? А я о тебе слыхал, значит, ты мне можешь присниться.

– А Миша? Мы с ним прошли но один сон. Значит, и он тебе снится?

– И Миша снится. А почему бы и нет?

Миша совсем растерялся. Значит, все эти события и вообще вся его жизнь снилась не Сократу, а Сенеке?

– Э, нет, – сказал Сократ. – Мы с Мишей столько прошли, столько повидали. И фашистов, и вандалов, и татарское нашествие. И вот теперь еще ваш император… Как его?

– Нерон.

– Ну вот, и о Нероне услышали. Тоже во сне. Чего только не увидишь, не услышишь во сне. Мне однажды, вы не поверите, Наполеон приснился. Как будто был такой император, захватил всю Европу и тоже напал на страну, где мы с Мишей партизанили. Ты партизанил с Мишей? А я партизанил. Так кому же он снится, я тебя спрашиваю?

– Вы говорили о Наполеоне, – сказал Миша, не желая быть яблоком раздора.

– Да, не поздоровилось этому Наполеону! Так же, как потом этому…, Как его звали, Миша?

– Гитлер.

– Вот-вот, Гитлер. Ему бы тоже не поздоровилось, если б я не проснулся. Но я проснулся только для того, чтоб Мишу спасти. А гак бы я подождал, когда бы этого Гитлера разделали. Вроде тевтонских рыцарей. Как их в Чудском озере топили! Я специально не просыпался, пока их не прикончили всех до одного…

Сократ рассказывал свои сны, а Миша рассматривал город. Что-то его заинтересовало чуть дальше, и он отошел чуть дальше… Потом еще и еще дальше… И потерял из виду великих философов.

Они этого не заметили. Наконец-то у них появилась возможность поговорить друг с другом.

Между тем Миша, разглядывая древние здания, дошел до самого дворца. Тут-то его схватили и привели к императору.

– Этот мальчишка, – доложил начальник стражи, – утверждает, что он здесь не живет, что он только снится…

– Кому же? – насторожился Нерон.

– Он говорит: либо Сократу, либо Сенеке. Одному из этих философов. Но Сократ отпадает: покойники не видят снов. Остается Сенека.

Нерон подошел к Мише, потрепал его по щеке.

– Такой хороший мальчик, а снится врагу престола. Почему ты не снишься своему императору?

Миша молчал.

– Как зовут тебя, мальчик?

Миша поднял глаза на Нерона и твердо сказал:

– Вы от меня ничего не узнаете.

– О, ты грубиян! Когда знакомятся, говорят имя. Вот меня зовут Нерон, а тебя?

Миша молчал.

– Значит, снишься Сенеке, врагу империи. А ведь за это дело… Что у нас за это дело? – спросил он у начальника стражи и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Да, за это дело у нас… В общем, строго. Так как тебя зовут?

– Миша…

Нет, это сказал не Миша. Миша молчал. Если он не испугался фашистов, то испугается он какого-то императора!

Миша молчал. Это сказал кто-то рядом. Сначала тихо, потом громче:

– Миша!

И еще громче:

– Миша! Миша, проснись!

И Миша проснулся.

Он сидел за столом, положив голову на десятитомник «Всемирной истории». За его спиной стояла мама и строго спрашивала:

– Это ты так учишь историю? Ой, смотри, не исправишь двойку – не видать тебе деревни Старокопытовки!

Вот и выяснилось, кто кому снился. Все-таки неправ был Сократ. И неправ был Сенека. Ошибались великие философы. Это они снились Мише, и вандалы снились, и татары, и фашисты – вся эта история зависела сейчас от того, будет он дальше спать или проснется.

Он бы, конечно, спал дальше, хотя бы ради истории. Но пришлось просыпаться. И сразу все ушло далеко-далеко. И Древний Рим, и татарское нашествие, и даже Отечественная война, которая уже сорок лет как окончилась.

– Так-то, Миша, – сказал Сократ. – Не исправишь двойку, не видать тебе деревни Старокопытовки…