Районные будни
Шрифт:
— А, вот и сам, наконец, — сказал Мартынов, остановившись в коридоре. — Мы уж не ждали тебя с дневным. Здравствуй!
— Привет трудящимся! — подал руку Борзов.
— Трудимся. А ты что же это Конституцию нарушаешь? Не используешь полностью права на отдых?
— Отдохнёшь! — Борзов снял шляпу, отряхнул, расстегнул мокрое пальто.
— Зайдём в кабинет?
Зайдём на минуту. Я ещё дома не был… Отдохнёшь! — Сняв у вешалки калоши, пальто, Борзов прошёл к столу, но сел не в кресло секретаря, а сбоку на стул. — Дураки в это время ездят лечиться! Только и слышишь по радио: уборка, хлебопоставки, сев озимых. Область
Мартынов тоже не сел в кресло, стал у окна. Он был выше коренастого бритоголового Борзова — загорелый синеглазый брюнет, с давно не стриженной, вьющейся кольцами на шее и висках, густой шевелюрой, с поджарой, немного сутулой, несолидной фигурой. Разница в возрасте у них была лет в семь, Мартынову — лет тридцать пять, Борзову — за сорок.
— Сам виноват, — сказал Мартынов. — Съездил бы весною, когда сев кончали. Я тебе говорил: вот сейчас проси путёвку и поезжай, подлечись.
— Сев кончали — прополка начиналась. Разве из нашей беспрерывки когда-нибудь вырвешься? А зимою тоже не интересно ездить на курорты… Ну ладно, давай рассказывай — как дела?
— Когда же ты приехал? Поезд в тринадцать сорок пришёл.
— Я с вокзала заезжал на элеватор. Не звонил насчёт машины, подвернулся «газик» директора МТС. Проверил на элеваторе, как хлеб возят. Плохо возят, Пётр Илларионыч!
— Да, можно бы лучше… До этих дождей выдерживали график.
— Как же вы могли выдерживать график, если три колхоза у вас уже с неделю как не участвуют в хлебопоставках: «Власть Советов», «Красный
Октябрь» и «Заря»?
— Другие колхозы вывозили больше дневного задания. А «Власть Советов», «Октябрь» и «Заря» рассчитались.
— Как рассчитались?
— Так, полностью. И по натуроплате — сверх предъявленных счетов, за ту зябь, что будет вспахана.
Борзов с сожалением посмотрел на Мартынова.
— Так и председателям говоришь: «Вы рассчитались»?… Эх, Пётр Илларионыч! Учить тебя да учить! Где сводка в разрезе колхозов?
Пересел на секретарское место, энергичным жестом отодвинул от себя всё лишнее — лампу, пепельницу, стакан с недопитым чаем. Под толстым стеклом лежал большой разграфлённый лист бумаги, испещрённый цифрами: посевная площадь колхозов, поголовье скота, планы поставок. Мартынов невольно улыбнулся, вспомнив слова Опёнкина: «Два часа отдохнёт и начнёт шуровать»…
— Да, вижу, правильно я сделал, что приехал. — Борзов взял чистый лист бумаги, карандаш, провёл пальцем по стеклу. — «Власть Советов». Сколько у них было? Так… Госпоставки и натуроплата… Так. Это — по седьмой группе. Комиссия отнесла их к седьмой группе по урожайности. А если дать им девятую группу?..
— Самую высшую?
— Да, самую высшую. Что получится? Подсчитаем… По девятой группе с Демьяна Богатого — ещё тысячи полторы центнеров. Да с «Зари» — центнеров восемьсот. Да с «Октября» столько же. Вот! Мальчик? Не знаешь, как взять с них хлеб?
Мартынов, с непогасшей ещё улыбкой на лице, подошёл к столу.
— Я не мальчик, Виктор Семёныч. Эти штуки мне знакомы. Но пора бы с этим кончать, право! На каком основании ты предлагаешь пересчитать им натуроплату по высшей группе?
— На том основании, что стране нужен хлеб!
Мартынов закурил, помолчал, стараясь взять себя в руки, не горячиться.
— Во «Власти Советов» урожай, конечно, выше, чем в других колхозах.
Но всё же на девятую группу они не вытянули. И убрали они хорошо, чисто, никаких потерь. А что на двух полях у них озимую пшеницу и ячмень прихватило градом — то не их вина. Почему же теперь им — девятую группу, да ещё задним числом? Что Опёнкин колхозникам скажет?— Пусть что хочет говорит. Нам нужен хлеб. Чего ты болеешь за него? Старый зубр! Вывернется!
— Знаю, что убедит он колхозников, повезут они хлеб. Но объяснение остаётся одно: берём с них хлеб за те колхозы, где бесхозяйственность и разгильдяйство.
Вошёл председатель райисполкома Иван Фомич Руденко, в одной гимнастёрке, без фуражки, — перебежал через двор. Райсовет помещался рядом, в соседнем доме.
— Здорово, Виктор Семёныч! С приездом! Гляжу в окно — знакомая фигура поднимается по ступенькам. Недогулял?
— Привет, Фомич. Недогулял.
Руденко посмотрел на хмурое, рассерженное лицо Борзова, на нервно покусывавшего мундштук папиросы Мартынова.
— С места в карьер, что ли, заспорили? Может, помешал?
— Нет. — Борзов вышел из-за стола, не глядя на Руденко, подвинул ему стул. — Садись. Ну продолжай, Мартынов.
— А что мне продолжать. — Мартынов затушил окурок в пепельнице и встал. — Как член бюро голосую против. — Обратился к Руденко. — Предлагает дать девятую группу Опёнкину и другим, кто выполнил.
— Ну-у? — неопределённо протянул Руденко, — Это надо подумать…
— Чтоб и в тех колхозах, где люди честно трудились, и где работали через пень колоду, на трудодни хлеба осталось поровну!.. Я тоже знаю, Виктор Семёныч, что стране нужен хлеб, — продолжал Мартынов. — И план районный мы обязаны выполнить. Но можно по-разному выполнить. Можно так выполнить, что хоть и туго будет потом кое-где с хлебом, но люди поймут, согласятся: да, это и есть советская справедливость. У наших агитаторов будет почва под ногами, когда они станут с народом говорить: «Что заработали, то и получайте». И пусть рядом, во «Власти Советов», люди втрое больше получат хлеба! И нужно строить на этом политику! А можно так выполнить, что!.. — Мартынов махнул рукой, заходил по кабинету.
Да, Виктор Семёныч, как бы не зарезать ту курочку, что несёт золотые яички, — сказал Руденко.
Борзов сел опять за стол.
— Хорошо. Подсчитаем, что мы сможем вывезти из других колхозов, не трогая этих. — Провёл пальцем по первой графе с наименованиями колхозов. — Какой возьмём? Ну вот — «Рассвет». Сколько у них есть на сегодняшний день намолоченного зерна?
— Нет ничего, — ответил Мартынов. — Они до дождей хорошо возили, всё подбирали, что за день намолачивали. Скошенный хлеб у них в скирдах. И не скошено ещё процентов десять.
— Их МТС подвела, — добавил Руденко. — Дали им молодых комбайнеров, курсантов. Новые машины, а больше стояли, чем работали.
— Так. Значит, в «Рассвете» нет сейчас зерна. А хлебопоставки у них на…
— На шестьдесят два процента, — подсказал Руденко.
— В «Красном пахаре» как?
— Такое же положение.
— «Наш путь»?
— Там хуже дело, — подошёл к столу Мартынов. — Не скошено процентов тридцать, и скошенный хлеб не заскирдован… У них же нет председателя, — помолчав, добавил он. — В самый отстающий колхоз послали самого ненадёжного человека. В наказание, что ли? За то, что завалил работу в промкомбинате?..