Районные будни
Шрифт:
Сейчас он попрежнему председательствует в колхозе «Серп и молот».
Я спрашивал его: что он думает о Наливайко?
— Что думаю?.. — Рогачёв крепко, непечатно выругался. — Он мне всю душу, гад, перевернул!.. До сих пор думаю — за что нас братьями Копейкиными называли? Вот родич какой!
— Ну, это ты знаешь — за что… Помнишь, как Наливайко рисом торговал?
— Как же! Выделил пятьдесят продавцов, каждому два мешка риса под отчёт, командировку в зубы и — в разные города. Всю зиму возили. Пятьсот центнеров стаканами продали. Стаканами дороже выходило, чем крупным весом.
— А ты, глядя на него, муку блюдечками продавал в Харькове. Тоже держал целый штат разъездных спекулянтов. Превратили колхозную торговлю в какое-то мешочничество.
— То-то и оно — глядя на него… Не хотелось, чтоб меня худшим
Бывший командир отряда Алексей Кириллович Осипов вернувшийся из плавней обратно в свой секретарский кабинет в райком партии, вернувшийся, надо сказать, лучшим секретарём, чем знал я его раньше, более вдумчивым и серьёзным, говорил о Наливайко:
— Этого случая я до гроба не забуду. Как мы ошиблись в нём!.. Если бы не война, мы бы его, пожалуй, за хозяйственные достижения и к ордену представили. Ослепил он нас своими «показателя-ми». Ведь нам в райкоме очень трудно приходится, когда председатели колхозов неопытные, неумелые. Уполномоченных держим безвыездно в таких колхозах, звоним, нажимаем. А к этому можно было месяцами не заезжать. Хозяйство у него — как часы! Забыли указание товарища Сталина, что колхоз — лишь форма организации, социалистическая, но все же форма, и всё зависит от того, какое содержание будет влито в эту форму. Такого шибая держали руководителем колхоза! А как мы его партийность проверяли? Опять же — по сводкам. Как он с людьми разговаривает, чему их учит, куда ведёт, какой пример им подаёт личной своей жизнью — в это не углублялись… Как его назвать? Перерожденец? А с чего бы ему переродиться? Обстановка влияла, среда? Вокруг него были советские люди и занимались все хорошим делом — социалистическим строительством. Нет, никакой он не перерожденец.
— Теперь он у тебя, Алексей Кириллыч, не выйдет из головы, пока формулировку не подберёшь.
— Да, такая наша обязанность — подбирать формулировки. Вам, писателям, что. Настрочил целый рассказ об одном человеке, литературный портрет, так сказать художественные тона, полутона, а нам надо — коротко и ясно. Протокол. Иной раз исключаем из партии, надо в двух словах сказать — за что? Вот ты рассказываешь про сапожников, как они того директора называют — «без стельки». Так этого же не запишешь в протокол… Не перерожденец он — от роду был сукин сын. Таким и в партию вступал. Не при царе ведь вступал, когда большевиков в тюрьмы сажали. Может, с должности председателя колхоза метил и повыше, в предрика, а там, чем чорт не шутит, и в область, на какой-нибудь высокий пост?..
Труднее всего, пожалуй, «перевоспитать» карьериста, шкурника. Да и стоит ли над этим трудиться — в том смысле, чтобы уберечь такого человека от полного краха, сохранить его во что бы то ни стало, в «номенклатуре», в кадрах ответственных работников? Уберегать ответственные посты разных масштабов от таких людей — задача более своевременная и важная. Вот об этом и хочется ещё поговорить в этих заметках, вернувшись к началу.
В некоторых учреждениях у нас изучают людей не по их делам, а по их речам, учётным карточкам, дипломам, обещаниям и заверениям. Иной человек зажигательно, с пафосом говорит о необходимости быстрее двигаться вперёд, к коммунизму. Говорит, а самому коммунизм представляется неким журавлём в небе, не очень-то рвётся он к нему, не много сил тратит на это, норовит покрепче держать сегодня синицу в руках: персональную машину, отличную квартиру, высокий оклад. На словах он за демократию и критику, а на деле — самодур, не выносит критики, как чорт ладана. На людях — энтузиаст, а в личной жизни — обыватель, зевающий от скуки, когда сын ученик рассказывает ему о спорах на комсомольском собрании: «давай, сынок, хоть дома без политики, мне она и на службе надоела»… Коммунизм для него — служебная форма, и даже не повседневная форма, а парадный мундир, звучное слово для «закругления» митинговой речи. Смысл этого слова не доходит до его сердца.
А для советских людей борьба за коммунизм — всё содержание их жизни и в праздники, и в будни. Чем больше пота и крови стоит народу наше дело и его защита от врагов, тем дороже цели, тем непримиримее относится народ ко всему, что мешает нашему движению вперёд, к этим целям.
Об умении некоторых карьеристов пускать пыль в глаза, производить
внешне выгодное впечатление можно бы написать много, целое исследование. Тут и тонкое знание никем не писанного этикета, и угодливость, принимаемая по ошибке за служебное рвение, и обыкновенное нахальство, принимаемое за напористость, и ловкачество, похожее на инициативу.Вероятно, у них есть свои «десять заповедей». Может быть, они и не заучивают их наизусть, не произносят вслух, ложась в постель или восстав ото сна, но живут они, безусловно, по каким-то интуитивно выработанным правилам.
Например:
Уезжая в отпуск, не оставляй заместителем человека умнее себя — могут сделать невыгодное для тебя сравнение, и твой отпуск превратится в бессрочный.
Учись. Не для расширения кругозора, а для отметки в личном деле о высшем образовании. Пригодится!
Люби критику, насколько сможешь. Не преследуй открыто, не увольняй людей за критику, это грубо и примитивно. Сумей обставить дело так, чтоб человек ушёл сам, «по собственному желанию».
Живи просто — проживешь лет со сто. Побольше запрещай, поменьше разрешай. Иногда проще, безопаснее запретить какое-то «мероприятие», чем разрешить его.
Если уж провалился — старайся как можно искреннее признать свои ошибки. Признавай охотно, не артачься. Падай наземь и проси прощения — в характере русских людей не бить лежачего…
А впрочем — довольно. Не к чему перечислять все заповеди, а то как бы эти заметки не превратились в руководство для начинающих пролаз.
Рано или поздно, истинное лицо таких людей распознают у нас, и их карьере приходит конец. Товарищи убеждаются, что, действительно, «нет стельки», не к чему прибивать выговоры и последние предупреждения. Но между этими «рано» или «поздно» проходит иногда слишком много времени. Лучше бы раньше!
1948 г.
«ЛАВУЛИРУЮЩИЕ»
Слышал я в народе новый глагол — лавулировать. Новое слово, его нет ни в каких словарях. Похоже и на регулировать, и на лавировать, и на вуалировать. Но не то, и не другое, и не третье. Емкое по смыслу и очень точное слово. Зашла речь об одном ответственном работнике, и кто-то метко охарактеризовал его этим новым словечком: «Да он не работает, а так — лавулирует всю жизнь».
Ответственные работники потому и называются ответственными, что они на своих постах должны, обязаны самостоятельно решать многие серьёзные вопросы и отвечать за свои решения. Потому им много и даётся, что с них много спрашивается. Но некоторые товарищи принимают охотно лишь материальные и всякие прочие удобства, связанные с пребыванием на ответственных постах, а «неудобства», вытекающие из необходимости что-то решать, отстаивать и доказывать, согласны бы и отдать другим. Когда нужно решать мужественно, честно, они — «лавулируют». Удаётся им лавулировать иногда годами. На это уходят все их способности, без остатка.
Стоит ли доказывать, как важна в нашей жизни правдивая информация? Вот, скажем, на каком-то участке у нас плохо. Плохо в колхозах, где-то в каком-то отстающем районе или в области. Какие-то болезни сильно запущены, перешли в хронические. Необходимо вмешательство очень умного, опытного врача.
Изложить в информации всё честно и откровенно, что у нас, мол, в нашем районе, к стыду нашему, есть ещё колхозы, где новому председателю нужно начинать чуть ли не с того, с чего начинали в тридцатых годах — собирать актив и учить людей ценить общественное, как своё кровное; что мы непростительно скверно используем великолепную технику, растеряли старых трактористов и каждый год сажаем на новенькие, с иголочки, машины учеников; что в некоторых колхозах, действительно, образовался какой-то порочный круг — люди мало получили хлеба по трудодням потому, что мало его вырастили, а мало вырастили потому, что плохо работали, а плохо работали потому, что и в прошлом, и в позапрошлом году получили мало хлеба, и кто в этом виноват, не мы ли сами тем, что не помогли колхозникам до сих пор выбрать хороших председателей; что фактический умолот (то, что попало в амбары) намного оказался ниже учтённого на корню урожая — опять допустили большие потери и хищения при уборке, — написать обо всём этом, рассказать честно всё, как есть, значит, признать, что ты не справляешься с порученным тебе делом, самому, так сказать, напроситься на снятие с работы или строгое взыскание.