Разгром. Молодая гвардия
Шрифт:
В музее «Молодая гвардия» хранится «Голубая книжка» Ульяны Громовой. Это выписки из прочитанных книг, статей, почему-либо дорогих ей. В романе А. Фадеева воспроизводятся отдельные из этих записей, которые перемежаются с дневниковыми (в главе 31), хотя указаний на то, что Ульяна Громова вела дневник, нет. И в данном случае, прибегая к вымыслу, А. Фадеев раскрывал внутренний мир своей героини,— сдержанной, несколько замкнутой,— предположив, что именно таким натурам свойствен самоанализ, который они доверяют только дневнику. Ульяна показана «наедине с собой и своей жизнью», и обращение к дневнику для нее так естественно.
Еще один пример. В романе с беспощадной правдивостью рассказано о жизни Игната Фомина (глава 28).
В Краснодоне не было человека, подобного Игнату Фомину. Иван Туркенич сообщает, что в казни двух полицаев в конце сентября 1942 года, в парке, участвовали В. Борисов, В. Пирожок, М. Григорьев и И. Туркенич («Молодая гвардия». Документы и воспоминания..., стр. 66—67). Однако И. Туркенич ничего не говорит о решении штаба и суде над изменниками родины.
Вполне понятно, что цели романиста в этом конкретном случае были значительно сложнее, чем простое воспроизведение происшедшей в Краснодоне казни двух полицаев, прислужников оккупантов.
Создавая образ Фомина, А. Фадеев не знал истории изменника родины В. Подтынного, служившего в краснодонской полиции и разоблаченного лишь в 1959 году. В данном случае художественный вымысел оказался «схожим» с подлинной, страшной правдой жизни.
Многие образы романа А. Фадеев называет вымышленными, собирательными, подчеркивая, однако, что «во всех случаях» материал, из которого он лепил эти образы, «почерпнут из живых фактов жизни»: это Матвей Шульга, Фомин, боец Каюткин, генерал по прозвищу «Колобок», шахтер Кондратович и другие.
Например, создавая образ Шульги, А. Фадеев художественно синтезировал рассказанные ему подпольщиками Ворошиловграда случаи, «схожие с историей Шульги». «Фигура Шульги,— отмечал А. Фадеев,— собирательная, в соответствии с замыслом романа, содержащего в себе и критику». В процессе работы над романом этот замысел углубляется сопоставлением характеров и поведения Шульги и Лютикова. Намечая сцену беседы Проценко с Лютиковым и Шульгой, писатель заканчивает ее такой пометкой: «Далее два пути: путь Лютикова и путь Шульги» (Архив А. Фадеева). Интересно, что основные авторские концепции характеров, событий, сложившиеся еще в период создания первой редакции романа, сохранились в своем основном содержании в окончательном тексте второй редакции. Такова, например, концепция характеров Матвея Шульги и Евгения Стаховича.
В романе совсем не упоминается Виктор Третьякевич. Не упоминается и Г. Почепцов, который, как было известно А. Фадееву (материалы архива писателя), выдал полиции «Молодую гвардию» сразу после ареста Мошкова, Третьякевича и Земнухова. 29 августа 1943 года «Ворошилов-градская правда» поместила сообщение о суде над изменниками родины Кулешовым, Громовым и Почепцовым.
Как рассказывал А. Фадеев своим читателям, он знакомился с материалами допроса Кулешова и его сообщников. В изданных в 1943—1944 годах документах и материалах о «Молодой гвардии» почти ничего не говорилось о Третьякевиче, а позднее имя его совсем не упоминалось.
У читателей, современников и участников тех событий, могли возникнуть предположения о сходстве Стаховича — персонажа романа — с Третьякевичем. Но в работе над образом Стаховича А. Фадеев, как во многих других случаях, мог опираться на «схожие истории», которые давали толчок авторской мысли. Этот образ, по замыслу А. Фадеева, отражал критику определенных явлений нашей довоенной действительности.
А. Фадеева привлекала возможность разоблачения индивидуализма, в котором он видел истоки эгоизма, малодушия, нравственной слабости. Эта проблема занимала А. Фадеева еще в пору написания «Разгрома», где Мечик последовательно и сурово разоблачается автором, как мелкобуржуазный индивидуалист, для которого участие в гражданской
войне — лишь повод самоутверждения своей исключительной, как Мечику представляется, личности.Индивидуализм свойствен и Стаховичу, который во многом является жертвой ложных представлений о своей исключительной роли в событиях. «С детских лет он привык считать себя незаурядным человеком, для которого не обязательны обычные правила человеческого общежития». Стахович «мог даже совершить истерически-героический поступок на глазах у людей, особенно людей, ему близких или обладающих моральным весом, — говорил А. Фадеев.— Но при встрече с опасностью или с трудностью один на один он был трус». Вот почему врагам удалось подавить его волю и сыграть на его слабости, которая привела к предательству.
Образ Стаховича создавался А. Фадеевым как обобщенно-собирательный.
После выхода в свет второй редакции романа (1951) писатель продолжал работу над текстом произведения. В одном из писем 1953 года А. Фадеев сообщал, что он «беспрерывно в течение уже десяти лет работал над стилем своего произведения... и добился наконец канонического текста...»
«Молодая гвардия» А. Фадеева со времени выхода в свет второй редакции выдержала более 150 изданий. Интерес к замечательной книге растет из года в год. Для многих поколений читателей роман А. Фадеева останется художественным документом целой эпохи, а его герои всегда будут примером «необыкновенной духовной цельности и моральной чистоты».
В. Апухтина
ИЛЛЮСТРАЦИИ