Разрушена

— Почти готовы к новым отметкам? — саркастически спрашивает она, когда я поворачиваю ее лицом к себе.

— Я не сделаю того, что она сделала с тобой. Я не причиню тебе такой боли. Ты это знаешь.

— Почему ты не рассказала мне о сегодняшнем дне?

Я опускаю голову под воду, и она берет у меня мочалку, начинает с моих плеч.

— Почему ты не сказал мне об этом? — спрашивает она, ее пальцы нежно касаются швов, которые должны скоро сойти.

— Ты не была особо разговорчива, когда впервые появилась здесь, помнишь?"

— Ты имеешь в виду, после того, как ты две недели держал меня на успокоительном?

Я поворачиваюсь к ней, откладываю тряпку в сторону, беру ее за руки: — Я устал, Хелена.

Вода брызжет ей в лицо, пока она изучает меня, кивает.

Я выключаю воду и беру полотенце, заворачиваю ее в него, прежде чем вытереться и обернуть одно вокруг бедер.

Она берет вторую и вытирает немного влаги со своих волос.

— Расскажи мне о сегодняшнем дне, — говорит она, как только мы входим в спальню.

Я откидываю одеяло на кровати, и она забирается в постель. Я иду следом и выключаю свет.

— Что тебе сказал мой брат?

— Что сегодня твой день рождения.

Она делает паузу, и я жду.

Потому что я знаю, что это еще не все.

— Я знаю, что у тебя был брат-близнец. Я знаю, что он умер. И я знаю о твоей матери.

Я фыркаю, переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Мимо проносится скоростной катер, и кто-то кричит снаружи.

— Он ничего не упустил, не так ли?

— Это моя вина. Я ходила в мавзолей.

Я поворачиваюсь и вижу, что она наблюдает за мной, ее лицо в тени, глаза блестят.

— Мне жаль, что тебе больно, Себастьян.

Я снова поворачиваюсь к потолку: — Не жалеешь, что нарушила правило?

— Ты собираешься наказать меня?

— Нет.

Долгое время стоит тишина, но никто из нас не спит.

— Церковь отказалась отслужить мессу в ее честь. Самоубийство.

— Ты веришь в Бога?

— Раньше я так и делал. Теперь я верю в призраков.

— Так вот почему ты не хотел быть в церкви в тот день, когда мы пошли в офис Джозефа Галло?

— Да, — я снова поворачиваюсь к ней, провожу пальцами по ее щеке, — У меня не так много воспоминаний о ней, скорее чувство. Она была доброй, нежной и любящей. Она была полной противоположностью всему, что мы собой представляем. В каком-то смысле она не принадлежала к нашей семье, к моему отцу. Она никогда не собиралась этого делать. Слишком мягкая.

Сейчас я думаю о Хелене. Она тоже мягкая.

— Видимо, она была доброй.

— Была, — поворачиваюсь на бок, притягиваю ее к себе. Снова становится тихо, и я закрываю глаза.

— Себастьян? — спрашивает она, когда я думаю, что мы закончили, — Твой брат. Куда он делся?

— Почему ты заботишься о нем?

— Я просто волнуюсь.

— Не стоит. С ним все в порядке. Ему нужно знать свое место.

— Он пришел сюда, чтобы помочь тебе.

— Он привел тебя сюда, чтобы трахаться со мной. Чтобы трахаться с тобой.

— Как это? Потому что, судя по тому, что я видела, он поспешил сюда, чтобы ты не был один.

Я протягиваю руку, включаю свет. Хелена моргает, и требуется минута, чтобы ее глаза сфокусировались. Я забираюсь на нее сверху, перенося большую часть своего веса на предплечья.

Я хочу видеть ее лицо, ее глаза. Я не хочу ничего пропустить.

— Не позволяй Грегори одурачить себя. Ты его не знаешь.

— Забавно, это то, что он сказал о тебе.

— Осторожнее там, Хелена.

— Я просто хочу знать, куда, по-твоему, он пошел. То, что ты сделал, было жестоко.

— То, что мы сделали, — я раздвигаю ее колени своими. У меня снова встает, — Тебе нравилось, когда он наблюдал за тобой. Как в тот раз у бассейна. Тебе нравилось, когда он прикасался к тебе.

Я обхватываю ее голову по бокам, обхватываю ее предплечьями, чтобы она не могла пошевелиться, когда я толкаюсь в нее.

Она издает звук, и я знаю, что она грубая, но мне все равно.

— Скажи это, Хелена. Скажи мне.

Она впивается ногтями мне в спину, и это причиняет боль.

— Я хочу тебя, а не его, — говорит она.

— Это правда? — я толкаюсь сильнее, и она стонет, — Или ты хочешь нас обоих?

Она моргает, пытается отвернуть ее голову, и мой следующий выпад — наказать ее.

— Скажи это.

Она качает головой, и я запускаю пальцы в ее мокрые волосы и сжимаю.

— Скажи это.

— Я просто беспокоюсь о нем.

— С моим братом все в порядке. Насколько я знаю Грегори, он сейчас трахает какую-то шлюху, — я протягиваю одну руку вниз, хватаю ее за ногу, сгибаю ее колено, чтобы проникнуть глубже, — Ты моя, Хелена. Не его. Ни кого-то другого.

Она скользкая, и я чувствую, как уплотняюсь внутри нее, когда мои толчки становятся быстрее, подстраиваясь под ее прерывистое дыхание.

Она проводит ногтями по моей спине, закрывает глаза и разрывает кожу.

Я улыбаюсь, мягко похлопываю ее по лицу, когда она закрывает глаза.

— Глаза открыты. Смотри на меня. Всегда на меня, когда ты кончаешь, понимаешь? Ты смотришь на меня только тогда, когда кончаешь.

Она кивает, и мы оба теперь дышим тяжелее, и капля пота падает с моего лба на ее лицо. Я наклоняюсь ближе, целую ее, посасываю ее нижнюю губу, наши глаза все еще открыты, все еще закрыты.

— Ты мне нравишься такой, Хелена. Мне нравится, когда ты такая.

— Я сейчас... — она шепчет-плачет, а я смотрю на нее и чувствую ее, когда стенки ее киски пульсируют вокруг моего члена, я тоже кончаю, опустошая ее сырую пизду, клеймя ее своим семенем, отмечая ее изнутри, и все это время одно слово повторяется в моей голове снова и снова и снова..

Моя.

Десятая глава

Хелена

На следующее утро мы завтракаем на маленькой террасе рядом с нашим номером. Еще рано, но город уже гудит.