Разрушена
Шрифт:
Девятнадцатая глава
Хелена
Когда я спустилась вниз поздно вечером, Грегори уже не было. Его место не накрыто к ужину, а одна из лодок отсутствует. Себастьян выглядит так, будто он уже пьет вторую бутылку виски, просто сидит и смотрит на огонь, наполняя свой стакан.
Я опускаюсь на сиденье рядом с ним. Место Грегори.
— Где он?
Он не смотрит на огонь, просто пожимает плечами.
— Ты дрался? — спрашиваю я.
— Да.
— Из-за меня?
—
— В чем прав?
— Во всем. Итан. Ты. Я, — он качает головой, — Он должен ненавидеть меня. И я заслуживаю его ненависти.
— Нет, не заслуживаешь, — я протягиваю руку, касаюсь его руки.
Он как будто даже не чувствует этого.
— Ты тоже права, Хелена. Все это разрушает нас так же сильно, как и тебя.
— Себастьян...
— Девочка-Уиллоу. Забрать ее. Этот безумный договор, он ведет к нашей гибели так же, как и твоей, — он поднимает бутылку виски, чтобы налить себе еще, и выплескивает жидкость на стол, — Ты знаешь, что однажды мы остановимся.
— Может, хватит, — говорю я, пытаясь отобрать бутылку. Он уже слишком много выпил.
Он отодвигает ее: — Я скажу, когда будет достаточно.
— Себастьян...
— Двух поколений не хватило. Вот когда мы начали умирать. Это когда начал умирать сын-первенец.
— О чем ты говоришь?
— Раньше нас было четверо. Девушка-Уиллоу служила четырем братьям в течение четырех лет. Но когда они не взяли девочку, мы словно прокляли свой род.
— Ты не можешь в это поверить.
Он пожимает плечами: — Это записано, вообще-то. С самого начала. Если сыновья Скафони не выполняют свою часть сделки, их наказывают. Это для того, чтобы все продолжалось. Чтобы мы никогда не забывали о своем долге.
— Себастьян, ты же знаешь, что это бессмысленно.
— Тимоти и я — близнецы, такое случилось впервые. Может быть, с тех пор, как мы принимали Девочек-Уиллоу... может быть, проклятие закончилось. Может быть, мы заплатили.
— Проклятие? — неужели он не слышит, как нелепо это звучит?
— Может быть, мои сыновья выживут.
Я фыркнула, покачала головой: — Чтобы продолжить эту больную традицию? — я встаю и ухожу, — Чтобы разрушить еще больше жизней?
— Ты тоже нас уничтожаешь, помни об этом, — он ставит свой бокал на стол и поднимается, — Пойдем со мной.
Он не оставляет мне выбора, берет мою руку, переплетает пальцы, и мы идем.
— Куда мы идем? — спрашиваю я, отступая назад, когда он не отвечает, когда я понимаю, куда он меня ведет, — Себастьян?
— Мавзолей.
Я останавливаюсь: — Зачем?
— Ты знаешь зачем.
Я пытаюсь освободиться: — Нет. Я не хочу туда идти.
— Ты уже была там. Хотя я говорил, что тебе нельзя.
Я не отвечаю, он и не ожидала этого.
— Я хочу тебе кое-что показать, — говорит он.
— Мне там не нравится, Себастьян.
— С тобой ничего не случится, Хелена.
То, как он смотрит на меня, я не знаю, из-за ликера или из-за чего, но это выглядит напряженно и немного пугающе, на самом деле.
— Пойдём завтра. Днем.
Он почти смеется над этим: — Они призраки, Хелена. Они не могут тебя тронуть.
Мы идем дальше, потому что спорить с ним бессмысленно. Если он хочет, чтобы я была там, я буду там. Он потащит меня пинками и криками, если придется.
Я вижу отблеск красного света, когда мы приближаемся к поляне, и клянусь, что видимый глаз ангела сияет в лунном свете.
Мы проходим мимо входа в главную комнату, как я и знала. Он обходит меня сбоку здания и достает свой телефон, светит им на ворота входа сзади.
Замок лежит на земле. Интересно, не отвалился ли он после того, как я убежала отсюда? Если он думает, что это я, он ничего не говорит, но вытягивает цепь и широко открывает обе калитки. Он светит внутрь.
— Что там внизу?
— То, о чем ты читала в дневнике своей тети Елены.
Он берет мою руку, ту, что с кольцом: — Это тебе не принадлежит.
Я снова чувствую это странное ощущение, жжение там, где кость Каина Скафони обхватывает мой палец.
— Оно должно быть в земле, - говорит он, — Здесь.
Я отдергиваю руку: — Еще нет.
Не сейчас. Но позже, когда все закончится. Когда это наследие перестанет быть таковым, когда с ним будет покончено раз и навсегда. Когда я покончу с ним.
Потому что я буду последней Девочкой-Уиллоу.
Я знаю это.
Даже если это будет стоить мне жизни, я знаю, что буду последней.
Дрожь пробегает по мне.
— Еще нет, — тихо повторяю я.
Себастьян изучает меня, кивает, и я думаю, не думает ли он о том же. Что мы похороним его, когда все закончится. Действительно закончится.
— Себастьян, — спрашиваю я, останавливая его, когда он делает шаг к лестнице, ведущей под землю, в эту непроглядную черноту.
Он поворачивается ко мне.
— Ты хочешь, чтобы все закончилось? — спрашиваю я.
Его лоб помят, так было всю ночь. Как будто он глубоко задумался и, возможно, скорбит.
Он кивает один раз, затем поворачивается и светит фонариком телефона вниз, в устье этой темной пещеры, прежде чем исчезнуть в ней.
— Идем, — зовет он.
Я делаю неуверенный шаг, мое сердце бешено колотится, удивляясь, как я сделала это раньше, как спустилась туда. Я в ужасе от него, от энергии, исходящей от него, как этот затхлый запах гниющей пасти.
— Хелена, — он поднимается, и я вижу угол его лица и протянутую руку, — Пойдем.