Разрушена

Мое сердце бешено колотится.

— Я не знаю чего, — наконец говорю я.

Он выдыхает, приближает свой рот к моему уху, и я чувствую на своей щеке его челюсть и слышу его теплое дыхание на своем ухе.

— Если бы ты была моей, я бы не стал тебя делить, — шепчет он, заставляя волосы на моей шее встать дыбом. Он целует меня в щеку, и я закрываю глаза.

— Грегори, остановись.

Когда я пытаюсь освободиться, он крепко сжимает мои запястья. Он отступает назад настолько, что я могу видеть его глаза.

— Это он сделал? — спрашивает он, касаясь своим лбом моего.

Я облизываю свои сухие губы: — Что сделал?

Он дает самую маленькую, одностороннюю ухмылку и перекладывает мои запястья в одну из своих рук у меня за спиной. Другой рукой он проникает под мои волосы, за шею, что-то там нащупывает, что-то ищет.

Я знаю, что.

— Метка. Это он сделал?

— Ты хочешь, чтобы он поставил на мне клеймо?

Он переключает свое внимание на мой затылок, затем сжимает пальцы в моих волосах.

— Ты делаешь мне больно, Грегори.

— Тебе нравится, когда тебе делают больно, Хелена.

— Чего ты хочешь? Чего ты хочешь от меня? Ты хочешь меня, потому что чувствуешь ко мне что-то, или потому что я его?

Он откидывает мою голову назад, совсем немного, достаточно: — Чего я хочу?

Я стискиваю зубы, чувствую, как твердеют мои глаза, когда я пытаюсь кивнуть.

Он обнимает меня так крепко, что я не могу пошевелиться, и приближает свой рот к моему.

Когда его губы касаются моих, я издаю звук, закрывая их, пока он не откидывает мою голову назад, заставляя их открыться.

— Остановись.

Он втягивает мою нижнюю губу в свой рот, он мягкий, и мне нравится его вкус, вкус виски, сигаретного дыма и его самого, и я думаю о том, как он прекрасен, когда кончает. Как блестят его глаза, когда он кончает.

Он издает небольшой, удовлетворенный стон, затем берет мою нижнюю губу между зубами и все это время наблюдает за мной. Смотрит, как он кусает, совсем чуть-чуть, достаточно, чтобы прорвать кожу, почувствовать вкус крови, прежде чем отстраниться и посмотреть на меня. Ухмыляется.

— Мне нравится целовать тебя, Хелена. Мне это очень нравится.

— Он убьет тебя.

— Это то, чего я хотел, — говорит он, игнорируя мой комментарий, — Это было все, чего я хотел. Но ты не могла мне этого дать.

— Грегори...

— Ты не могла дать мне одну вещь.

— Пожалуйста, не надо.

— Я не прошу многого, — он снова целует меня, и на этот раз мне удается отвернуть лицо.

— Я люблю его!

Гнев промелькнул в его чертах, и он отпустил меня, как будто я только что обожгла его. Как будто я только что ошпарила его кожу.

— Тогда докажи это, — говорит он. Он отступает назад, вытирая уголок рта, — Сделай это.

Я чувствую, как мои глаза расширяются.

Он улыбается, но это выглядит неправильно.

— Позволь ему заклеймить тебя, и я пойму, что ты это серьезно, и отпущу тебя. Или нет, и я заберу у него все. Наследство Скафони. Тебя. Все.

— Я буду ненавидеть тебя.

— Мне все равно. Мне не было до этого. Но больше нет.

— Ты не можешь этого сделать.

— Я могу. Когда Итан уйдет с дороги, все это может быть моим.

Дверь на кухню распахивается, и мы оба поворачиваемся, чтобы увидеть Себастьяна, стоящего там.

Ему требуется ровно одна миллисекунда, чтобы посмотреть на нас вот так, прежде чем он набросится.

Грегори готов к этому.

Я вжимаюсь спиной в стену, когда братья набрасываются друг на друга, два гиганта сражаются, разбиваются стаканы, опрокидываются стулья, когда они безжалостно дерутся.

Я кричу.

Смотреть на них страшно.

Они собираются убить друг друга.

— Остановитесь! — кричу я, желая физически остановить их и боясь подойти к ним. Они слишком большие и сильные.

— Ты всегда хочешь того, что тебе не принадлежит, — говорит Себастьян, его голос стальной.

— Нет. Не всегда. Только сейчас.

— Пошел ты, брат.

Кулак Себастьяна почти отправляет Грегори на пол, но мгновение спустя именно Себастьян принимает удар Грегори, опрокидываясь назад на кухонный стол.

— Прекратите! Вы убьете друг друга!

Но меня здесь как будто вообще нет. Никто из них меня не слушает. Тогда я поднимаю бутылку виски и швыряю ее в дальнюю стену.

Я не знаю, что заставило их остановиться - хрусталь или мой крик. Наконец-то заставил их посмотреть на меня.

— Я сделаю это. Он сделает это, — говорю я, мой голос становится выше, в нем слышится паника. Я смотрю с одного на другого.

— Тихо, Хелена. Это между мной и моим братом, — говорит Себастьян.

По тому, как Грегори смотрит на него, вытирая кровь с виска, я думаю, что Себастьян прав. Что все это всегда было между ними.

Меня это никогда не касалось.

— Я сделаю это, — говорю я снова, на этот раз более тихо. Я прислоняюсь спиной к стойке.

— Я сказал тихо, Хелена, — голос Себастьяна тоже стал тише.

— Нет. Не надо ее успокаивать, — говорит Грегори.

Он отходит, издавая небольшой, странный смех. Его взгляд впивается в мой.

Себастьян делает шаг ко мне, обхватывает меня за талию. Я прижимаюсь к нему, мои колени подгибаются от того, на что я соглашаюсь.

Голос Грегори ровный, когда он снова заговорил: — Пусть она проявит себя. Если ты сделаешь это, я откажусь от своих притязаний. Она будет твоей.

Он обращается к Себастьяну, но его немигающие глаза смотрят на меня.

— Ты не можешь просить об этом... — Себастьян начинает, потом останавливается, — Проси что-нибудь у меня. Не у нее.

Грегори наконец-то поворачивается к нему: — Так не делается, и ты это знаешь. Есть правила. Другого пути нет, — он делает длинный вдох, — В том-то и дело, не так ли? Мы все заперты. И этот контракт обеспечивает нашу ненависть.

Он качает головой, делает два шага в сторону.

— Интересно, всегда ли так было, — говорит он, — Если наша ненависть всегда пожирала нас изнутри. Черт, нам не нужна Девочка-Уиллоу, чтобы уничтожить нас. Мы прекрасно справляемся сами