Разрушена

Я делаю шаг к ней, но останавливаюсь, когда ее глаза снова расширяются.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, — говорю я, поднимая руки, отказываясь морщиться от боли в плече.

— Я знаю, — говорит она. Она оглядывает комнату. Мою комнату, — Как долго я пробыла в этом месте?

— Четыре дня.

Я вижу, как белеют костяшки ее пальцев, когда она плотнее натягивает одеяло.

— Ты вернулся на остров три дня назад.

— Всего семь дней?

— Я попросил доктора дать тебе успокоительное, — я киваю.

— Зачем?

Я подхожу к ней, сажусь на край кровати.

— Нам нужно было напоить тебя водой и накормить. И с тем, что она сделала с тобой, Хелена...Я не хотел, чтобы тебе было больно. Мне очень жаль.

Она долго смотрит на меня, и я слышу свои собственные слова.

— Почему ты извиняешься? — спрашивает она, теперь ее тон изменился.

— Это странный вопрос.

— Так ли это?

— Мне жаль, что я позволил этому случиться. Мне жаль, что меня не было рядом, чтобы уберечь тебя от нее. От них.

— Моя тетя умерла. Ты все это время знал.

Я делаю глубокий вдох. Я киваю.

— Почему ты скрывал это от меня? Почему ты позволил мне продолжать думать, да и дал мне надежду, что позволишь мне поговорить с ней? — у меня нет оправдания, — Почему, Себастьян?

— Когда я впервые узнал об этом, это было в самом начале. Когда ты была здесь впервые, — я делаю паузу, заставляю себя не отрывать от нее взгляда, потому что я виноват. Здесь я виновен, — И мне было все равно, Хелена. Мне было все равно.

Она прижимает пальцы своих рук к глазам, затем запускает их в волосы и когда она тянет так, становится видно, что кожа вокруг ее глаз влажная.

— Теперь мне не все равно, — говорю я, — И мне очень жаль. Я был неправ, что не сказал тебе.

Она изучает меня, слегка качает головой и обращает свое внимание на это странное кольцо, которое все еще у нее на пальце.

— Это кость, — говорит она, когда поднимает глаза и видит, что я наблюдаю, как она поворачивает ее.

— Кость? — я спрашиваю.

— Человеческая кость. Кость Скафони.

Я вглядываюсь пристальнее, встречаюсь взглядом с пустыми глазницами черепа, чувствую, как по спине пробегает холодок.

— Недостающий палец, — говорит она.

Ее лицо непроницаемо, голова слегка склонилась набок, изучая меня.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю.

— Она мне сказала.

— Она тебе сказала? — девушка кивает, — Кто тебе сказал?

— Сейчас это не имеет значения. Люсинда тоже мне кое-что рассказывала.

— Я уверен, что она это сделала.

— Она сказала, что ты выбрал это. Она сказала, что ты мог остановить это в любое время. Что ты все еще можешь.

Я не хочу отвечать на этот вопрос, поэтому вместо этого задаю другой: — Мне нужно кое-что знать, Хелена.

Она складывает руки на груди и ждет.

— Мне нужно знать, если Итан... если он причинил тебе боль.

— Он и пальцем меня не тронул. Как ты и сказал. Он знал, что ты разозлишься, если он сделает это вместо этого, он... , — ее лицо морщится, и снова она вытирает слезы, и я знаю, что она изо всех сил старается не расплакаться, — Боже, мне нужно в душ.

Он откидывает одеяло, но я останавливаю ее, прежде чем она пытается встать с кровати.

— Все в порядке, — говорю я, — Ты чиста. Я вымыл тебя. Все в порядке, Хелена.

Она убегает от меня.

— Это не нормально, Себастьян. Она избила меня и приказала ему изнасиловать меня, но единственное, что удерживало его от этого, был его страх перед тобой. От твоего гнева. И как бы я ни был благодарна за это, я не понимаю, почему он так тебя боится. Что ты с ним сделал? На что еще ты способен?

Я встаю, отхожу на несколько шагов, провожу рукой по сердцу, прежде чем снова повернуться к ней.

—Почему он так тебя боится?

— Это не важно. Важно, чтобы он тебя не трогал.

— Потому что только ты можешь диктовать, кто прикасается ко мне, верно?

— Хелена...

— Верно? — я молчу, пока она беснуется, — Правда ли, то, что она сказала? Что ты можешь остановить это прямо сейчас?

— Все не так просто, — я чувствую, как мои глаза сужаются, чувствую, как напрягается мое лицо. Она качает головой.

— Да или нет. По-моему, это звучит довольно просто.

— Люсинда - лгунья.

— А ты нет? — я качаю головой, отворачиваясь, — Ты сказал мне доверять тебе. И я это сделала, — начинает она, — Я не поверила ей, когда она сказала, что ты кормишь меня по частям, и я просто купилась на это. Все это, — она замолкает, прикусывает губу, — Я влюбилась в тебя.

Я подхожу к ней, беру ее за руки: — Хелена...

— Не прикасайся ко мне, — она отталкивает меня.

— Люсинда сделает все, чтобы причинить мне боль. Чтобы причинить тебе боль. Чтобы причинить нам боль.

— Какие мы?

— Не дай ей победить.

— Она не лгала...

— Ты не понимаешь, Хелена. Есть вещи о которых ты не знаешь.

— Какие вещи? Что мне нужно знать, чтобы искупить твою вину? Это может заставить меня простить тебя? Из-за тебя умерла моя тетя. Ты — причина, по которой я здесь. Ты — причина того, что каждый раз, когда я двигаюсь, каждая частичка меня болит. Из-за тебя я чуть не умерла. Ты. Это все ты!

— Твоя тетя была старой, — глупо говорить. Я сам это слышу.

— О! — она приподняла покрывало, свесила ноги с края кровати. Останавливается. Зажмуривает глаза и хватается за край прикроватной тумбочки.

— Оставайся в постели, ты слишком слаба.

Ей требуется минута, но она открывает глаза и заставляет себя встать. Я подхожу к ней, беру ее за руки и ловлю, когда у нее подгибаются колени.

— Возвращайся в кровать, Хелена.

— Ты накачал меня наркотиками? Я что, накачан накачена наркотиками?

— Чтобы твое тело могло исцелиться.